Старплекс

— Нет, конечно, не ООН, — сказала Амундсен. — У дельфинов для такого кишка тонка. Но я уверена, что Правительство Людей акцию поддержит.

Кейт обратился к Кеньятте.

— Позволить конфликту разрастись будет ошибкой, госпожа премьер. Валдахудам известен способ уничтожения стяжек.

Сапфировые глаза Амундсен стали совсем круглыми.

— Что вы сказали?

— Они способны отрезать нас от остальной галактики. Для этого им достаточно привести сюда один корабль.

— Что это за технология?

— Э… ни малейшего представления. Но меня заверили, что она рабочая.

— Ещё одна причина их уничтожить, — сказала Кеньятта.

— Как они к вам подобрались? — спросила Амундсен. — Сюда они прислали большой корабль-матку, который выпустил истребителей сразу, как только появился. Из того, что рассказала доктор Сервантес, пока была здесь, я поняла, что против «Старплекса» они послали малые корабли. Как так получилось, что вы не заметили первый же из них сразу по прибытии?

— Недавно появившаяся из стяжки звезда оказалась между кораблём и стяжкой.

— По чьему приказу корабль занял такую позицию? — просила Амундсен.

Кейт помедлил.

— По моему. На борту «Старплекса» приказы отдаю я. Мы производили астрономические исследования, которые потребовали увести корабль от стяжки. Я несу полную ответственность за это решение.

— Не беспокойтесь, — сказала Амундсен; её улыбка была похожа на скелет. — Мы заставим свиней заплатить.

— Не называйте их так, — сказал Кейт, к собственному удивлению.

— Что?

— Не зазывайте их этим именем. Они валдахуды, — он постарался произнести это слово на валдахудский манер, с правильными тонами и придыханиями.

Амундсен была несколько сбита с толку.

— Вы знаете, как они зовут нас? — спросила она.

Кейт слегка качнул головой.

— Гаргтелькин, — сказала она. — «Те, кто спаривается вне сезона».

Кейт с трудом подавил улыбку, но потом посерьёзнел.

— Вы не можете затевать с ними войну.

— Они её уже начали.

Кейт подумал о своих старшей сестре и младшем брате. Вспомнил тот старый, чёрно-белый ещё фильм с дуэлью гимнов, когда «Марсельеза» заглушает и заставляет умолкнуть «Вахту на Рейне».[19] А ещё он вспомнил Млечный Путь, накрытый ладонью его вытянутой руки.

— Нет, — сказал он.

— В каком смысле «нет», — не поняла Амундсен. — Они начали войну.

— В том смысле, что это ничего не меняет. Ничегошеньки. Есть существа, состоящие из тёмной материи. Есть стяжки в межгалактическом пространстве. Из будущего вываливаются звёзды. А вы тут беспокоитесь о том, кто начал? Да неважно, кто начал. Дайте войне закончиться. Закончите её здесь и сейчас.

— Мы как раз об этом и говорим, — сказала Кеньятта. — О том, чтобы закончить войну раз и навсегда. Напинав свиней по их волосатым задницам.

Кейт покачал головой. Кризис среднего возраста — у всех, и людей, и валдахудов.

— Дайте мне съездить на Реболло. Дайте поговорить с королевой Тратх. Я вроде как дипломат. Давайте я поеду и договорюсь о мире. Построю мост.

— Погибли люди, — сказала Амундсен. — Здесь, на Тау Кита, погибли люди.

Кейт подумал о Соле Бен-Абрахаме. Не о той ужасающей картине, что обычно всплывала у него в памяти — череп, раскрывшийся, как красный цветок прямо у него на глазах, а о живом Соле — широкая улыбка, делящая надвое тёмную бороду, кружка тёмного пива домашней варки в руке. Он поднялся на корабль чужаков, ища мира и дружбы.

А другой Сол? Сол Лансинг-Сервантес — неспособный насвистеть простейшую мелодию, отрастивший дурацкую бородку, сладкоежка и шортстоп бейсбольной команды гарвардского кампуса — и студент-физик, то есть тот, кого в случае войны первым призовут в качестве гиперпространственного пилота.

— Люди гибли прежде, и мы тогда не искали мести, — сказал Кейт. Ромбус был прав. Оставить всё как есть, сказал он. Оставить всё как есть. Кейт ощутил, как оно покидает его, то неприятное чувство, что он носил в себе восемнадцать лет. Он посмотрел на двух женщин.

— Ради тех, кто погиб, и тех, кто может погибнуть в войне, мы должны потушить этот пожар, пока не стало слишком поздно.

* * *

Кейт погрузился в свой челнок, отчалил от Гранд-Централа и полетел обратно к стяжке.

Он проспорил с Комиссаром Амундсен и премьером Кеньяттой несколько часов. Но он не сдался. Это была ветряная мельница, которую он искал. Это была достойная битва — битва за мир.

Несбыточная мечта?

Он подумал о жизни своего прапрапрадеда, полной чудес. Автомобили, аэропланы, лазеры и полёты на Луну.

И о своей полной чудес жизни.

И о чудесах, что ещё придут.

Всё возможно — и мир тоже. Любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии.

Достаточно продвинутая. Расы и правда взрослеют, и правда становятся зрелыми… Он был к этом готов. В конце концов, он был к этому готов.

И другие будут.

Борман, Ловелл и Андерс закрыли ладонью Землю. Всего четверть столетия спустя тот же самый мир начал разоружаться. Эйнштейн не дожил, чтобы увидеть это собственными глазами, но его несбыточная мечта загнать ядерного джинна обратно в бутылку и правда сбылась.