Старшая сестра

Война закончилась, а в институт Аня так и не собралась поступить. «Папенек-маменек у меня нет, чтобы сделаться освобожденной студенткой», — думала Аня. Надо было работать. Но скульптуру она не забыла. В управлении торфопредприятия, в комнате, где они работали с Топольским, за шкафом стояла небольшая оцинкованная ванна с глиной, тщательно заслоненная листами фанеры.

Начальство предприятия обычно не заходило в кабинет Ани Ромашкиной, а предпочитало ее вызывать к себе. Прорабам же, бывавшим здесь ежедневно, было строго-настрого запрещено «совать свой нос», куда не положено, ибо листы фанеры предназначены «для особых нужд».

Об Аниной тайне знала только одна уборщица тетя Стеша, от внимания которой, как известно, в управлении не скроется не то, что ванна с глиной, но и каждая пустая спичечная коробка, окурок, обитающие вне пепельницы.

Конечно, уже через несколько дней и Топольский был посвящен в тайну. Снисходительно, осматривая результаты несмелых творческих замыслов Ани, Топольский сказал:

— Что-то в вас все-таки есть… Вон, например, тот старик, похожий и на кузнеца и на кудесника, он чем-то трогает… Или вот эта балеринка — право неплохо. Конечно, пластики у вас еще никакой…

Аркадий подошел поближе к шкафу, осторожно повернул балерину боком, спиной:

— Нет, ничего, ничего балеринка…

Мужественная Аня хотела в своем творчестве передать тему труда, волю и силу человека, но незаметно для себя она тянулась совсем к другому. Ей и самой больше нравилась девочка-пионерка, трогательно обнявшая козочку, или вон та юная вышивальщица. Любила Аня и свою балерину — хотелось передать в ней всю грациозность танца и уверенность исполнительницы.

И теперь Ане похвала Топольского была приятна. Она даже думала: «Мы с ним, пожалуй, сработаемся», — что с Аней, кстати, не часто случалось. По натуре была она резковатой и неуживчивой.

Закрывая шкаф, Аня смущенно произнесла:

— Да, конечно, все это и близко с настоящим искусством не лежало! — И вдруг, еще больше покраснев и став совсем не той Аней, какой ее знали все, кроме тети Стеши, призналась: — А бросить, знаете, не могу!

— И не надо, — сказал наставительно Топольский. — Если все ваши фигурки, — он кивнул на шкаф, — раскрасить — неплохо получится. Можете даже подработать на этом.

Аня гневно вспыхнула. Топольский, не замечая этого, продолжал:

— Впрочем, об искусстве мы с вами еще поговорим. А сейчас давайте — о работе…

Но разговора об искусстве между двумя строителями больше почему-то не возникало.

2

— Ну, вот, мы с тобой и дома… Давай сама снимай шубку, повесь ее… Валеночки тоже сними и надень тапки… — говорила Лиза, сбрасывая с себя теплый синий жакет, опушенный белой цигейкой, и такую же белую шапочку-кубанку. Путешествуя по участку и добираясь до него то на дрезине, то на попутной машине, а иногда и пешком, Лиза чувствовала себя прекрасно в этом коротком жакете.

— Разделась, Галочка?

Но Галинки уже не было. Лиза прошла во вторую комнату.

Аркадий сидел за небольшим письменным столом. Галинка в своей красной бархатной шубке, в белых пуховых рукавичках взобралась к отцу на колени.

— А кто же у нас раздеваться будет? — спросил Аркадий.

— Мама, — ответила Галинка.

— Мама уже сняла пальто, — сказала Лиза. — А ну, стрекоза, марш снимать шубку.

На письменном столе Аркадия — хаос. По-видимому, он много и с увлечением работал.

— Как дела? — спросила Лиза, положив руки на плечи мужа. — Давно сидишь?

— Как пришел с работы — так и засел… А ты поздно — как всегда!

— Что же поделаешь, Аркаша, у меня ведь дальний участок. Если за час доберешься до дому — хорошо.

Аркадий повернулся к Лизе.

— Подожди, скоро тебе будет легче! Я сам слышал, как говорится, из достоверных источников… Тебя собираются выдвинуть в производственный отдел.

Лиза покачала головой.

— Ну и ну! Не очень умно кто-то придумал, собираясь меня «выдвигать в производственный отдел».

Аркадий обеими руками коснулся своей пышной шевелюры:

— Раз выдвигают, значит, считают, что справишься.

— Пусть считают, — равнодушно, отмахнулась Лиза, выходя из комнаты.

— Лиза! — позвал Аркадий.

— Что?

— Нет, ты в самом деле не согласилась бы на отдел?

— Конечно, нет! — ответила Лиза, оборачиваясь к мужу. — Да пойми ты, Аркадий, жаль мне оставлять свой участок. — Он — один из самых интересные по залежи. Весной на нем, на первом, будут испытывать стилочные машины. И вообще в смысле применения механизации перспективный участок. Разве ты от меня обо всем этом впервые слышишь?

Аркадий пожал плечами:

— И все-таки я тебя не понимаю. Тебе, как женщине, было бы удобнее работать в управлении. Там можно думать и решать вопросы механизации в широких масштабах.

— Может быть. Зато на своем участке — конкретнее.

— Конечно, твое дело, — холодно сказал Аркадий. Он потянулся, расправил плечи.

— Есть хочется, Лиза!

— Сейчас…

Лиза прошла в кухню, открыла шкафчик, бросила взгляд на электрическую плитку. Невольно подумалось: «Неужели Аркадий не мог поставить на плитку картошку, включить чайник. Сейчас бы можно было поджарить колбасу, а картошка была бы уже готова. Никогда не догадается».