— Вызвали… — Максим Андреевич прошелся по комнатке. Под невысокими потолками дома Шатровых он казался себе громоздким. Сел за стол, задумался, не сразу заметил, как сестра поставила перед ним сахар, чайный стакан. Чувствуя недоброе, Мария Андреевна суетилась пуще прежнего, неестественно оживленно говорила:
— Клюквенным вареньем тебя угощу… — Она убежала за кухонную перегородку. Появилась оттуда с вазочкой и с двумя розетками.
— Маша, — сказал глухо Говоров, не глядя на сестру. — Может случиться так, что я уеду из Соколовки и надолго…
Розетки в руке Марии Андреевны тихонько звякнули.
— В Крым или… на Север куда-нибудь тебя направляют? — спросила она робко, уже все понимая.
Говоров улыбнулся:
— Ты прекрасно знаешь — никто не направляет. Отпрошусь сам. Если это случится, а видимо, случится, ты, Маша… — Он встал из-за стола, взял из ее рук розетки, вазочку, поставил на стол, — пообещай мне смотреть за Андрейкой… и воспитывать его так же, как меня когда-то… А потом я его заберу с собой. Обязательно!
Она, неслышно всхлипнув, прижалась к плечу брата.
— Что спрашивать-то? Что ты, что Андрейка — для меня одно.
Затихла, ожидая, не скажет ли чего он. Но он молчал.
— Такой… большой, умный ты у меня, а ошибся. Как же так?
«…А вот так. Не разглядел. Да и попробуй разгляди, узнай, как будет дальше».
Пронеслась в памяти и исчезла полузабытая картина. В Минске, у приятеля, — вечеринка. Говорова поздравляют с «вступлением в жизнь». Он шутливо прижимает руку к груди, где в кармане пиджака чувствуются твердые корочки диплома, раскланивается и обещает друзьям доблестно трудиться… На балконе особенно силен запах акаций. Девушка в голубом платье тянет руку к ветке и, застенчиво улыбаясь, вдевает цветок акации в петлицу пиджака Говорова. Она завидует ему: он инженер, а ей после десятилетки не пришлось учиться. Нина чистосердечно призналась: «Я не знала, куда мне идти, кем быть. Очень глупо, а мама с папой сказали: годик подумай. Не спеши. А я уже третий год думаю, работаю сейчас».
«Она наивная, милая. И красивая, и простая. Я найду ей в жизни цель. Нам будет хорошо вместе», — сразу тогда решил Говоров.
Но было ли хорошо?
И вдруг ему захотелось увидеть ту, другую. На один миг. Он поднялся.
Когда брат надел пальто, Мария Андреевна подошла к нему, поправила воротник.
— А Дружинина как? — спросила она почти шепотом. — Ведь она женщина, мать. Ей труднее, чем тебе. Вот что, брат, я очень прошу — не мешай Лизе. Пусть она все сама решит.
Подбородок Говорова дрогнул. Он пристально посмотрел на сестру и, обняв ее, шепнул:
— Конечно, мешать не буду. Эх ты, трусиха моя!
…Дома на письменном столе Лизы стоял первый весенний букет: подснежник, две ветки вербы с шелковистыми барашками, только что вылупившимися из лаковой кожицы, и несколько светло-желтых цветков мать-мачехи. Осторожно расправляя помятый лепесток подснежника, Лиза взглянула в окно и… схватилась за косяк.
К их дому поспешно шел Максим Андреевич.
«Приехал!.. Идет сюда!»
Что было сильнее — радость или страх — Лиза не поняла, не успела разобраться. В дверь постучали.
— Я пришел только взглянуть на вас…
«Сделать бы один шаг… один… И припасть к нему!» Лиза видела в глазах Говорова то же невысказанное желание. Но она стояла молчаливая и растерянная.
— Ну, вот, и взглянул. Хорошо…
Он круто повернулся и ушел, не попрощавшись.
«…Будете ли думать обо мне?..» — Голос Максима Андреевича слышится в порывах раннего весеннего ветра.
«…Иногда? Немножко?» — голос слышится и в шорохе ветвей с набухавшими смолистыми почками.
Снег еще совсем глубокий. А весна идет. Снег лежит толстым и на вид неприступным слоем. Кажется, никакие самые жгучие лучи солнца не возьмут его. Он приник к лицу земли крепко, надолго. Но это только здесь, в низине. А кое-где на склонах гор видна бурая земля, и на ней несмело голубеют подснежники.
Хрустит ледяная, серебристая корка… Ноги погружаются в тающий влажный снег. Лиза оборачивается назад, невольно улыбается. Весна идет! Скоро вешние воды быстрыми звонкими ручьями помчатся с этих холмов, напоят землю, подхватят прошлогодние листья берез и, умывая каменистые берега реки, сольются с нею. И эти звонкие быстрые ручьи ничто не остановит, не задержит. Да и зачем же их удерживать?
«Я пришел только взглянуть на вас…».
Лиза улыбается, потом, выпрямившись, подставляет лицо навстречу теплому дуновению. Так бы и унеслась вместе с ветром туда, вдаль, за влажную синь лесистых гор!
«Я думаю о тебе… Всегда. Постоянно».
«А если и полюблю?.. Попробуйте — запретите!» Но опять — робость… Темнеет взгляд, опускаются руки. «А смогу ли отстоять любовь свою? Может быть, не по себе ношу берешь».
А в воздухе чудится звон, журчанье быстрых ручьев.
Неужели оно пришло?
Пришло… Немного поздно. Не вовремя. Но пришло.
…А вокруг лежал снег, глубокий, тяжелый. И всем своим видом словно показывал, что не собирается он таять. Весна! Ну и пусть — эка невидаль…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В Уральском государственном университете будущие журналисты защищали дипломные работы.