Старшая сестра его величества. Власть

Я ничего не ответила. Но и не нужно было. Саирла все поняла и сама. Она всхлипнула и разрыдалась, цепляясь за меня, как за единственную опору в бушуем море. Крупные слезы потекли из ее глаз прямо мне на платье. Я ощущала их теплую горечь всей кожей. И всем сердцем. И они жгли меня так же, как мою заблудшую дочь.

— Поплачь, дитя, — легкая, мягкая улыбка тронула мои губы. Не моя. Чужая. И я зашептала, утешая. — Я всегда была рядом. Все эти годы. Я присматривала за тобой, но не могла вмешаться.

— Мама, — Саирла рыдала, крупно вздрагивая в моих руках. — Мама! — повторяла она беспрестанно, — мама...

— Тшш, — я слегка покачивалась, баюкая ее, как маленького ребенка. — Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо. Я рядом. Я всегда была рядом, только ты перестала меня слышать. И нет никакой Пустоты, дитя, есть пустая душа. И ты сама сделала ее такой. Месть, о которой ты мечтаешь каждую минуту, не пропускает в твое сердце другие чувства. Ты должна простить сестру, и тогда все изменится... Твоя душа станет свободной, и ты сможешь заполнить ее всем, чем захочешь.

— Нет, — замотала головой герцогиня, — я не могу. Рамина забрала мою жизнь. Это я должна была быть Великой Матерью и править Ургородом, а не она. Мама, разве ты не понимаешь, что она со мной сделала?!

— Понимаю, — кивнула я, чувствуя щемящую боль в груди. Дети иногда совершают глупые поступки не потому, что глупы, а потому что не осознают до конца последствия своих действий. А иногда они видят только то, что хотят видеть, не замечая ничего другого. — Зато ты сама воспитывала сына. Останься ты в Ургороде, его бы отобрали... И ты не увидела бы, как твой мальчик растет и становится мужчиной. А Рамина уже наказана. Поверь, она тоже страдала все эти годы... обман отравил всю ее жизнь, которая оказалась совсем не такой счастливой, как ей представлялось.

— Я не могу, — прошептала Саирла, — не могу. Месть — это все, что у меня есть. Если я прощу... то зачем мне жить?

Я улыбнулась и, схватив герцогиню за плечи, оторвала от груди, чтобы ее глаза оказались на уровне моих глаз. Взглянула в их стеклянную от слез глубину. И увидела: ее мучения слишком сильны, чтобы справиться без моей помощи.

— Всегда есть для чего жить, — мягко и нежно произнесла я, забирая жгучую обиду разлитую в чернильно-черных зрачках. — Мне так жаль, что я не смогла поговорить с тобой раньше. Но ты стала слишком слаба, чтобы вынести мое присутствие... прости, дитя. И прости свою сестру. Отпусти прошлое, оставь его позади. И просто живи.

— Да, мама, — выдохнула Саирла... И я видела, как желание отомстить сестре отпускает ее, уходит. И теперь я должна была указать ей другой путь.

— Эта девочка очень сильная. Она способна принять меня. Но она совсем ничего не знает, и очень растеряна. Ты должна обучить ее тому, что положено знать Великой Матери. И тогда все получат шанс, ради которого я все еще прихожу в этот мир...

— Возродить Древних Богов? — Саирла не шевелясь смотрела прямо на меня. Даже вопрос она задала, не двигая губами. Как будто бы мы общались мысленно.

Я кивнула и улыбнулась. Светло, ясно, радостно... Вот только на одно мгновение я ощутила спрятанную за этими чувствами скорбь Великой Матери. И она была такой сильной, что я мгновенно утонула, теряя связь с реальностью...

Проснулась я уже под вечер в своей постели. На мгновение замерла, вспоминая странный сон. Настолько реалистичный и подробный, как будто бы это было на самом деле. Но вряд ли в настоящей жизни я стану обнимать свою свекровь, утешать ее и, самое главное, нахваливать Адрея.

В гостиной негромко смеялись девочки, они почти всегда играли в моих покоях. Третий советник каждый раз делал мне замечания, напоминая, что подобное недопустимо, и я каждый раз кивала, соглашаясь с его доводами, однако не собиралась ничего менять. Мне нравилось слышать детский смех, а все остальное было не так важно.

— Мам? — Анни приоткрыла дверь и заглянула ко мне в комнату. — Ты проснулась?

— Проснулась, — рассмеялась я и, подтянувшись, села опираясь спиной об спинку кровати. Распахнула руки и позвала, — идем!

Радостно взвизгнув Анни кинулась ко мне и повисла на шее. Я обняла дочь и прижалась к ней, закрыв глаза. От нее пахло сладким сдобным печеньем, теплым взваром, совсем немного ромашковым чаем, смехом, радостью и еще чем-то особенным, присущим только любимым детям. Я вдыхала этот непередаваемый аромат, чувствуя, как на душе становится легко и радостно. Не так-то много нужно женщине для счастья, улыбнулась я.

— Доброе утро, ваша светлость, — улыбающаяся Катрила замерла на пороге. И тихо рассмеявшись добавила, — вы опять позвали мою маму сегодня утром...

Я недоуменно нахмурила брови... Неужели беседа с герцогиней Бокрей мне не приснилась?

— Да, мам, — Анни щекотно захихикала мне прямо в шею, — ты опять была всехней мамой.

К счастью, утреннее происшествие не дошло до ушей Третьего советника. А вот прислуга смотрела на меня с восторгом и почитанием. Их глаза сияли от счастья, а улыбки были такие яркие, что мне стало неловко. Как и в прошлый раз.