Затем разговоры перекинулись на обсуждение финансовых потоков. Заговорщикам, как всегда, не хватало средств. Подкуп и вербовка чиновников и поддержание лояльности армии требовали больших затрат. В вопросах денег я чувствовала себя, как рыба в воде. И мне удалось ввернуть в обсуждение пару предложений, которые пришлись по вкусу даже самым недоверчивым. И к концу собрания на меня смотрели благосклонно почти все...
Герцог Шаврий был одним из тех, кто так и не стал доверять мне. Он пристально следил за мной, словно хотел влезть в душу и прочитать все мои мысли. От его пронзительного взора мне было не по себе. Я чувствовала, он тщательно анализировал все, что знал обо мне и видел прямо сейчас. Он искал повод зацепиться и обосновать свои подозрения в том, что я не та, за кого себя выдаю. Он считал меня куклой, которой тайком управляет Третий советник, и пытался разгадать для чего я нужна на самом деле этому пройдохе.
И я не удивилась, когда он, дождавшись паузы в обсуждении, задал вопрос, не имевший, казалось бы, никакого отношения к теме текущего разговора:
— Ваша светлость, — он смотрел прямо на мне в глаза, гипнотизируя и не давая отвести взгляд, — будьте добры, проясните один вопрос. Почему вы решили, что абрегорианская герцогиня способна встать во главе ургородских матерей? Вы уверены, что матери примут на этом посту чужачку?
Мне нестерпимо захотелось взглянуть на Третьего советника, чтобы понять, что можно говорить, а что нет... Но я знала, стоит отвести взгляд, как герцог Шаврий увериться в своих догадках. И тогда ничто не поможет мне изменить его мнение. Он перестанет считать меня самостоятельно единицей.
С одной стороны, мне должно было быть все равно. Моя цель не перетянуть заговор на другую сторону, а узнать тех, кто принимал участие в убийстве моего отца, его величества Эдоарда Семнадцатого. И неважно что при этом буду думать обо мне эти самые заговорщики.
Но с другой... С другой все мое существо противилось той роли, которую мне навязывал герцог Шаврий. Я не хотела признавать себя марионеткой в руках Третьего советника даже в глазах этих преступников. Я должна была отстоять свое право говорить с ними от себя самой.
И я, на мгновение замерев, приняла непростое решение... Скорее всего оно аукнется мне позже, но сейчас я не хотела об этом думать.
— Ваша светлость, — улыбнулась я, — вам, вероятно, плохо известны порядки и традиции ургородских матерей. Иначе бы вы знали, что матери поклоняются своей Богине, которую называют Великой Матерью. А Великая мать, которая правит городом, считается воплощением Богини на земле.
— Какое это имеет значение? — презрительно фыркнул герцог Шарий, — если...
— Очень большое! — перебила я его, впервые сознательно вызывая в себе те чувства, которые испытывала в то время, когда Великая Мать занимала мое тело. Об этом писала моя покойная свекровь в своем дневнике. Она говорила, что таким образом звала Ее, когда чувствовала необходимость в поддержке высших сил. — Помимо формального титула, Великая мать имеет еще одну особенность, о которой мало кто знает. И эта особенность не передается по наследству от матери к дочери, она даруется Богиней женщине, которую Она сочла достойной.
Я старалась, поймать то, неуловимое состояние, которое предшествовало появлению Богини. Не для того, чтобы она снова посетила меня, а для того, чтобы мои слова не были пусты. Мне должны были поверить. Я этого очень хотела. Больше всего на свете.
Неожиданно я ощутила то самое необычное волнение. Как будто бы прямо сейчас должно было произойти что-то такое, очень огромное... такое, что невозможно увидеть человеческим взором, понять разумом, а можно только принять всей душой...
— И мне удалось получить этот дар, — я улыбнулась. Меня заколотило, мелко и очень неприятно. Но все это ощущалось фоном, как будто бы это была не я. А кто-то другой... Вернее, другая. Потому что Она пришла на мой неумелый зов...
Тихий вздох пронесся по комнате. Но больше всех, конечно, досталось несчастному герцогу, который все это время не отводил от меня глаз.
— Мама, — прошептал он, побледнев до синевы...
Она улыбнулась ему. Нежно и ласково, как всегда.
А потом пространство закружилось, потолок резко опрокинулся, и я упала, потеряв сознание.
Глава 17
Пришла я в себя уже в постели. За окном было совсем темно, на прикроватном столике горела толстая часовая свеча, освещая круг, в котором почти вплотную придвинутые к моей кровати, стояли два кресла. В одном дремал Адрей, а в другом сам Третий советник.