Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века

Так, кочуя с одного судна на другое, Айлин провела в неизвестности почти три недели. Мисс Ланиус не бросила юную китаянку и вместе с ней перебиралась с корабля на корабль, хотя дома ее ждал отец, лежавший при смерти. Наконец Айлин все-таки ступила на американскую землю – помогли связи в кругах методистов. Впоследствии Айлин с теплотой вспоминала мисс Ланиус, но была возмущена отношением чиновников. Остаток пути до Джорджии Айлин провела в угрюмом молчании. Она проехала на поезде через весь континент. Айлин сопровождал мистер Берк (его жена умерла в Японии). Берку не терпелось показать подопечной Америку. Он надеялся, что, слушая ее восторги, немного развеет свою скорбь. Однако его постигло горькое разочарование. Мистер Берк отмечал, что «с таким же успехом он мог бы попытаться развлечь беседой гипсовый манекен»[98].

Айлин не потрудилась вести себя вежливо с человеком, который устроил ее в американское учебное заведение и вдобавок только что потерял жену. Ее поведение демонстрировало, какой своенравной она была. Тягостные воспоминания о том, как ее встретила Америка, долго не давали Айлин покоя. Год спустя ее дядя Вэнь прибыл в Вашингтон в составе маньчжурской правительственной делегации, и Айлин упросила взять ее в Белый дом – специально чтобы объясниться с президентом Теодором Рузвельтом. Она напрямую выразила свое недовольство, а президент сказал, что сожалеет о случившемся.

Второго августа 1904 года Айлин приехала в Мейкон. Следующие пять лет она вела жизнь юной американки из достаточно обеспеченных слоев общества, представители которых имели возможность в самом начале XX века учиться в колледже. Однако на этом пути ей пришлось столкнуться с глубокими переживаниями. Несмотря на то что в Мейконе церкви разных религиозных конфессий соседствовали друг с другом, далеко не все жители города с восторгом восприняли появление первой студентки-китаянки. Газета «Мейкон телеграф» сочла своим долгом напомнить, что Айлин – христианка. «Это результат нашей миссионерской деятельности», – писала газета. Уэслианский колледж «подготовит ее к христианскому труду среди ее соотечественников в Китае». Мистер Герри, президент колледжа, объяснил, что «она не станет навязываться другим юным леди в компанию и им также не следует навязывать ей свое общество», и, словно выражая завуалированную просьбу, добавил: «У меня нет ни малейших сомнений в том, что мы будем вести себя доброжелательно и уважительно по отношению к ней».

Айлин, разумеется, заметила, что ее встретили не очень радушно. Даже когда окружающие были любезны с ней, в их поведении чувствовалась некоторая неестественность. В ответ Айлин замкнулась в себе – настолько, что в последующие годы, когда она приобрела известность и ее ровесников начали расспрашивать, какой она была, никто не мог рассказать каких-либо подробностей, связанных с ее жизнью в тот период. Вспоминали ее «самообладание», «сдержанность и чувство собственного достоинства», а также то, что она была «серьезной студенткой, скромной и необщительной». Этим воспоминания исчерпывались – если не считать ремарки, что она «так и не стала среди нас своей». Невысокая, неприметная, коренастая, она сторонилась сокурсников и предпочитала укромные уголки кампуса: там, среди огромных ясеней, буков и пышных кустов, она читала, занималась и размышляла. Айлин одевалась по американской моде и теперь вместо косички носила высокую прическу в стиле «помпадур». По воскресеньям она вместе с другими студентками приходила в методистскую церковь на Малберри-стрит. Айлин почти всегда молчала. За пять лет она не подружилась ни с одной из девушек – в отличие от своих сестер и отца, которые были очень близки со своими американскими друзьями и пронесли эту дружбу через всю жизнь.

Постепенно Айлин стала крайне самоуверенной и гордой. Одна из соучениц видела, как переменилась в лице Айлин, «когда один из профессоров колледжа сказал, что из нее получилась прекрасная гражданка Америки». Исполняя роль в собственной постановке «Мадам Баттерфляй», она держалась на сцене как королева, а не как жертва. Айлин попросила родных прислать ей парчу для сценического костюма, и Чарли отправил дочери 40 ярдов ткани[99]. Роскошная переливающаяся ткань поразила сокурсниц Айлин, и они завистливо шептались о принадлежащих ей «сундуках с шелками».