Старше

— Ты. Ровесница. Моей. Дочери. — Он тыкал пальцем мне в лицо, как восклицательным знаком к каждому слову. — Меня тошнит от одной мысли, когда я вспоминаю об этом. Это извращение. Это пиздец. И я совершенно беспомощен, когда нахожусь рядом с тобой. Тара будет ошеломлена. Она будет смотреть на тебя как на предательницу, а не как на подругу. Ты этого хочешь? Уничтожить человека, который принял тебя, который видит в тебе сестру, который дарил тебе дружбу, любовь и преданность, когда у тебя ничего не было?

Я провела основаниями ладоней по глазам и покачала головой.

— Я не хочу причинять ей боль, — всхлипывала я. — Но и сама не хочу ее испытывать. А это больно. Очень.

— Я знаю, — сказал он, тон его смягчился. — Но будет еще больнее, если я не уйду. Тара — моя маленькая девочка, и я знаю, что в глубине души она однажды простит меня, но я не думаю, что она когда-нибудь посмотрит на тебя, как прежде. И это не то, с чем я смогу жить.

— Рид…

— Галлея, пожалуйста, постарайся увидеть картину в целом. Ты должна увидеть всю ситуацию такой, какая она есть, а не такой, какой ты отчаянно хочешь, чтобы она была. Я сказал тебе, что всегда буду бороться за тебя, и я держу свое слово. Это то, как я это делаю.

Я подавила еще один всхлип и опустила руки, глядя на него со всей откровенностью, на которую только была способна.

— Я люблю тебя, — с болью призналась я. — Ты не можешь вытащить меня с самого дна, а потом отправить обратно.

Мое сердце превратилось в сплошное месиво, любовь внутри него билась и рычала, борясь за свой последний миг. Он мог взять его в свои ладони, превратить во что-то прекрасное, во что-то лучшее и вернуть в кровоточащую пещеру в моей груди.

Или мог растоптать его.

Одним взглядом, одним словом, одним шагом в противоположном направлении погасить в нем мерцание жизни.

Глаза Рида медленно закрылись, и он глубоко вздохнул, словно раздумывая, что делать с самой драгоценной частью меня.

— Галлея, это просто увлечение. Это восторг от того, что ты тайком встречаешься с мужчиной, который вдвое старше тебя.

Прощай, Сердце.

Его слова прожигали меня насквозь, как кислота, разъедающая плоть. Словно кинжал с тупым лезвием, перепиливающий мои кости. Я обхватила живот обеими руками, словно это могло удержать мою боль внутри.

— Как ты смеешь говорить мне такое? — процедила я, стиснув зубы.

— Это правда.

— Возможно, твоя. Но не моя.

— Это единственная правда.

— Нет. — Я уставилась на него взглядом, полным ярости. — Как ты смеешь обесценивать мои чувства, чтобы тебе было легче уйти? Как ты смеешь говорить со мной, как с ребенком, как с потерянной, жалкой маленькой девочкой, у которой не хватает ума понять, чего она хочет? Как ты смеешь позволять мне испытывать такие чувства, а потом превращать их во что-то грязное? Ты заставил меня наконец-то почувствовать что-то, Рид, что-то, кроме этой богом забытой ямы никчемности и одиночества, а теперь ты…

Рид схватил меня за бицепс и развернул к себе, заставляя пятиться, пока я не уперлась в мягкую стену, а его лицо не оказалось в нескольких дюймах от моего. Проведя ладонями по моим рукам, он нежно обхватил мои щеки, смягчая твердую сталь, которой я окружила себя.

— Я тоже это чувствую, — сказал он, его грудь вздымалась, голос срывался. — Я чувствую это, Комета. Чувствую. Но это не то, что ты думаешь. — Его лоб прижался к моему, и он тяжело вздохнул. — Это чертов смертный приговор.

Гнев боролся с предательской болью. Я знала, что он прав, но было слишком легко испытывать ненависть и горечь, когда мое сердце превратилось в обломки, забившие грудную клетку.

По моим щекам снова потекли слезы, размазывая тушь, и я оттолкнула его от себя.

— Ладно. Иди.

Он откинул назад свои волосы, мокрые от напряжения и душевной боли.

— Не усложняй ситуацию.

— Не говори мне, как я должна реагировать на твои решения.

— Я никогда не хотел, чтобы все зашло так далеко. Я не хотел причинять тебе боль.

— Что ж, ты не справился. — Я подняла щит и обнажила меч. Я была в бешенстве. Полна необратимой ярости. — Ты был таким идеальным. Моим белым рыцарем. Моим спасителем. Ты должен был стать всем, о чем я мечтала, воплощением всех желаний, которые я загадывала на падающие звезды, свечи на день рождения и брошенные монетки в фонтанах торговых центров, и ты должен был заставить меня влюбиться в тебя. — Слова хлынули из меня, безжалостно атакуя его. — Как я могла устоять? Это было так чертовски просто. Так легко для тебя.

Он наморщил лоб, черты лица напряглись.

— В этом не было ничего легкого.

— Влюбиться в тебя было самым легким, что я когда-либо делала, — призналась я, превозмогая боль. — А все остальное? Болезненно. Мучительно. Трудно до невозможности. Но любить тебя… — Гнев угас, сменившись угасающим пульсом. — Не требовало никаких усилий.

В его глазах стояли слезы, изумрудные радужки светились от горя, когда он впитывал мою боль и пропускал ее через себя. Шагнув вперед, он снова попытался дотянуться до меня, но я уклонилась. В его объятиях больше не было утешения.

Больше никаких мягких приземлений.