Старше

Я ухватился за это легкое настроение.

— Ты будешь моими глазами, когда меня не будет рядом?

— Твоими глазами?

— Да. Моим доверенным лицом.

Ее щеки порозовели, когда она смахнула со скулы мазок муки. Это действие только добавило еще.

— Нет. Прости. Я предана Таре.

— Спорим, я смогу тебя переубедить?

— Меня нельзя подкупить. Это называется честность.

Улыбка, которую она мне послала, была столь же опасной, сколь и очаровательной.

— Хм… — Я облокотился на предплечья и смотрел на нее, пока она заклеивала конвертики из теста и выкладывала их на сковороду один за другим. — Это вызов.

— Не трать свою энергию впустую.

Заиграла новая песня «Radiohead», когда с другой стороны дома донеслись веселые голоса. Песня была завораживающей. Атмосферной.

На мгновение все остальное исчезло. Не было ни смеха, ни звона бокалов, ни высоких голосов — были только я, Галлея и эта песня «Radiohead», название которой я отчаянно пытался вспомнить.

— Что это за трек?

Она закрыла глаза, словно мысленно перебирая мелодии.

— «Talk Show Host».

— Мне нравится.

— Моя любимая. — Ее бедра томно покачивались в такт ритму, вареники шипели на сковороде, становясь золотистыми. Затем она повернулась и потянулась ко мне, чтобы взять банку с приправами.

Наши руки соприкоснулись.

Она подняла глаза.

Мое внимание привлекла полоска муки на ее щеке, и инстинкт взял верх: я поднял руку и осторожно смахнул ее большим пальцем.

— У тебя осталось немного муки… — Слова оборвались, когда я стряхнул оставшиеся крупинки с ее кожи.

Она замерла, опустив взгляд на столешницу, и музыка вдохнула пульс жизни в этот момент.

Безрассудное, продолжительное сердцебиение.

Она сглотнула.

А потом сбивчиво пролепетала:

— Тара думает, что Уитни все еще влюблена в тебя.

Я застыл на месте.

Убрал руку от ее лица.

Нахмурился, пока ее слова проникали в меня, одно за другим. Патока, просачивающаяся сквозь тонкие, как волос, трещины.

— Что ты имеешь в виду?

Галлея опустила глаза на стойку, прежде чем снова посмотреть на меня остекленевшим взглядом. Она слегка покачала головой, как будто не была уверена, почему она это сказала.

— Папа! — крикнула Тара из столовой. — Иди, познакомься с Джошем. Мое смущение наготове, и я знаю, что ты не сможешь устоять.

Я тяжело вздохнул и провел ладонью по затылку, а Галлея вернулась к плите. Вареники жарились на сковороде. Шипели, потрескивали. Пикантный аромат привел меня в чувство, и я выпрямился, отворачиваясь от стойки.

Почему Тара так подумала?

Остановившись, я оглянулся на Галлею через плечо, изучая ее раскрасневшийся профиль. Ее глаза были прикованы к сковороде, она сжимала лопатку в смертельной хватке.

Мое сердце билось где-то в горле, когда я вошел в столовую и улыбнулся своей дочери, которая держала за руку Джоша.

Уитни подняла взгляд со своего места за столом, ее пальцы сжимали ножку бокала с вином, когда я подошел. Она сделала изящный глоток, ее ногти с рубиновыми ногтями совпадали с цветом вина.

Тара широко улыбнулась и пригласила меня занять место рядом с матерью, на столе горели свечи.

Моя дочь вскинула брови и подмигнула.

Черт.

ГЛАВА 15

Подошвы моих кроссовок стучали по покрытому льдом тротуару, когда я бежала на полной скорости по соседней улице. Дома были освещены так, словно это был переулок Кэнди-Кейн. Разноцветные лампочки сверкали сквозь легкий слой свежевыпавшего снега, и это было как раз то волшебство, в котором я нуждалась.

Я стала бегать за несколько месяцев до того, как начала тренироваться. Даже суровая зима с сильными метелями не смогла подавить мой пыл, наоборот, она только разжигала мой огонь, растапливающий все айсберги и снежные лавины, стоявшие на моем пути.

Еще одна преграда? Отлично, я ее преодолею. Еще одно препятствие, возникшее передо мной? Я перепрыгну через него. Я буду превращать каждую неудачу в ступеньку, пока не стану непобедимой.

Отец ни за что не одержит верх.

Его власть надо мной исчезнет. Его кости рассыпятся под тяжестью моей решимости. Мои синяки станут трофеями, а шрамы — сувенирами.

Историю всегда можно переписать. Моя история до сих пор была не более чем грязным черновиком. Я была главным героем собственной жизни и отказывалась — категорически отказывалась — уступать злодею.

Моя грудь болела, а легкие увеличивались при каждом толчке вперед. Сухожилия в ногах горели, напрягаясь и сжимаясь.

Но мне было все равно. Я продолжала бежать.

Я еще не закончила.

Когда я молниеносно завернула за угол, моя нога поскользнулась на льду. Я бежала слишком быстро, повернула слишком резко, и моя попытка удержаться и предотвратить катастрофическое падение привела к тому, что я оступилась и замахала руками.

Я полетела вперед.

Лицом.

Подбородком на асфальт.

Я вытянула руки перед собой, чтобы смягчить падение, но этого оказалось недостаточно. Гравий и кусочки льда впились в основания моих ладоней, а подбородок ударился о тротуар. Казалось, я скользила целую вечность, пока не остановилась посреди тихой улицы.

Вокруг не было ни души.