Татары со стен крепости издевались над русскими воями, называли их мокрыми курицами и другими обидными прозвищами. Но насмешки насмешками, а казанцы были уверены, что русичи от наводнения растерялись. Они решили сделать массовую вылазку и сильно просчитались: были встречены, как говорится, во всеоружии. Сеча вышла кровопролитная. Татары не выдержали и поспешили укрыться за стенами, оставив в Казанке много сотен трупов.
И все же ураган принес немало бед осаждающим — он разметал, разбил сотни судов, погибли люди, кони, множество боевых и съестных припасов. Еще такой ураган, и...
Иван в бурные дни не выходил из часовенки, молился, не мог понять, за что такое Божье наказание. А на земле наводили порядок окольничий Адашев да большой воевода князь Воротынский. Они же призвали исполнить долг священнослужителей. Те быстро разобрались что к чему и принялись разъяснять всему воинству: то нечистая сила на последнем издыхании пыталась повредить православному, христолюбивому народу, хотела заступиться за агорян нечистых, доживающих последние дни. Но нечистая сила побеждена ангелами всемогущими, и тучи рассеются, и засветит солнце ярче прежнего как предвестник грядущей победы и торжества справедливости.
И действительно, на несколько дней небо очистилось, подул теплый ветер. Люди согрелись и повеселели. Видать, взаправду нечистую силу победили ангелы. Десятка три барж исправными сняли с берегов и спустили на воду, спасли многие припасы, а чего не хватило, доставили из Свияжска, да в Москву поскакали гонцы за пополнением.
Вот уже скоро три недели Юрша работал на подворье митрополита Макария. С первого дня опекал его монах Христофор, голова писарей митрополита. Ему выделили отдельную келью и борзо пишущего монаха. Пожалуй, эти дни были самыми счастливыми в жизни Юрши — он делал любимое дело, писал книгу. Он вспоминал тульские события, диктовал монаху или делал записи сам, а монах потом переписывал начисто.
Ничто не отвлекало Юршу от дела — питался он тут же, на подворье, ночевал в келье, и почти всегда далеко за полночь светилось окошко его обиталища. По воскресным дням он ходил в Стрелецкую слободу, проводил несколько часов в кругу семьи. Аким уже дважды ездил в деревню Хлыново, привез девочку Агашу и передавал разные известия, но его рассказы Юрша слушал рассеянно, он думал только о книге.
Последнее воскресенье Аким, украдкой поглядывая на Юршу, поведал:
— Тут я по пути заезжал в Тонинское... — Юрша в этот момент играл с Агашей, ни один мускул не дрогнул на его лице. Аким продолжал: — Ждут там приезда боярина Прокофия из Собинки.
Никакого внимания к сказанному! Только когда собрался уходить, Юрша вспомнил:
— Большой крюк тебе пришлось делать, чтобы в Тонинское заглянуть, да не по делу.
— Как не по делу! — возмутился Аким.
— Отец, об этом мы потом потолкуем. А пока недосуг мне.
Больное место затронул Аким, не все было безоблачным на душе Юрши. Часто, очень часто всплывал образ печальной Таисии и тут же ее оттесняла широкая ухмыляющаяся физиономия Харитона. О, этот Харитон! Поломал он ему жизнь! Но мирские воспоминания мешают работать. Уходит Юрша из кельи, идет в часовенку и долго молится Богородице, мысленно рассказывает ей свои сомнения и просит помочь разобраться в сложных земных делах. Постепенно он действительно утвердился: главное для него сейчас — сказание о тульском сражении, потом Казань и... монастырь. А боярышня Таисия — просто сладкое сновидение!...
Одно из таких размышлений прервал стук в дверь, вошел монах Христофор. После обычных приветствий он сказал, что владыка Макарий благословил его, недостойного, прочесть рукопись Юрия. Теперь каждое утро он приходил в келью, возвращал прочитанные и брал новые свитки рукописи. Юрша был наслышан об учености Христофора, и его интересовало мнение этого монаха о прочитанном. Однако тот отказался о том говорить, потому что не получил благословения владыки... Но наступил такой день, когда Христофор, положив на аналой последний свиток рукописи, сказал, что митрополит Макарий ждет Юрия у себя!
Митрополит принял Юршу в келье, более похожей на книгохранилище. Книги лежали на полках вдоль стен, на большом столе и на двух аналоях. Юрша видел митрополита много раз на торжественных богослужениях, там он был в блестящем облачении с посохом, усыпанном каменьями. Высокий рост Макария и митра на гордо поднятой голове показывали его парящим над толпой. Это был могучий иерарх православия, строгий иосифлянин, жестоко наказывающий своих противников — нестяжателей. Здесь, в келье, Юрша не узнал бы его. В простом деревянном кресле с подлокотниками сидел худощавый беловолосый старик — Макарию было семьдесят лет. Темная скуфейка скрывала обширную лысину, черная поношенная ряса делали его похожим на доброго монастырского старца.