Из Коломны по Московскому тракту ехали десятка два конных стрельцов, впереди Юрша Монастырский, с ним Аким, оба принаряженные: Юрша в кафтане голубого тонкого сукна, застегнутом позолоченными кляпышами, поверх кафтана внакидку опашень небесно-голубого сатина, мурмолка соболем отделанная. Сам царь Иоанн Васильевич, посылая Юршу в Москву, приказал снять доспехи воинские да сходить к дьяку Сулиму и приодеться, как положено государеву посланнику. Акиму же дьяк по собственному почину выдал новый красный терлик с вышитым шелком единорогом, а заодно обновил терлики и всем отъезжающим стрельцам.
Ехали неспешно, легкой рысью по обочине тракта близ края леса, где не так пыльно. Солнце уже поднялось высоко и начало припекать спину. Аким все время находился недалеко от Юрши, но не часто выдавалось вот так ехать не спеша рядом. Поэтому он считал себя вправе высказаться:
— Сей день седмица исполняется, как государь тебя поместьем пожаловал. И радостно мне то, что не безвестный стрелец, а дворянин ты теперь. Смотри, каким красавцем вырядился! Любо-дорого! И бороду я тебе ладно подстриг. А то...
И слушает и не слушает Акима Юрша, о своем думает. Болтовня спутника не мешает бегу мыслей, даже наоборот — направляет их... И верно ведь, всего неделя минула, а сколько всего произошло... Сперва в государевой охране состоял. Царь с двоюродным братом своим Владимиром, старицким князем, проверял полки, стоящие на Оке от Коломны до Каширы. Потом скачка к Щенятеву и Курбскому — потребовалась срочная помощь осажденной Туле. И вот всего день прошел, как привез он известие о том, что русские полки разбили орду Девлет-Гирея. Государь и воеводы ждут в Коломне возвращения войск из-под Тулы...
А Аким уже о другом речь держит:
— ...Опять же, доверие какое! Письмо государыне везешь! Известие о победе над супостатом крымским...
«...Не только письмо... Не все известно Акиму, и не должно быть известным! Все знают, что в тот день, как приехал он из-под Тулы, к обеду прибыл гонец от большого воеводы князя Щенятева и объявил всему двору о победе. А все ж государю больше пришлись по душе слова Юрши, потому на своем совете перед ужином приказал он Юрше рассказать о том, как обороняли туляки кремль свой, какую храбрость показали вои, женки и дети, как пришли на помощь князю Темкину войска государевы, как бились они под Тулой, на Шат-реке и на Шивороне. Потом, отпустив двор, Иван спросил:
— Скажи мне, сотник Юрша, почему князь Щенятев не тебя, а своего гонца послал? Разуверился в тебе?
— Не ведаю, государь! Разувериться причин не было. Может, князь Петр Михайлович услал меня к Курбскому, да и забыл про меня...
— Может, и забыл, а может, и другое что... Ну, ладно... А тебя вот зачем звал. Государыня наша Анастасия любит повествования складные. Скушно ей сейчас, никуда не ходит, даже в собор, службу во дворце правит, первенца нашего ждет. Вот лепо ей о тульском деле расскажешь, заслужишь ее благодарность. Эту грамоту в ее руки подашь и мое слово скажешь: «Государыня Анастасия Романовна, жена моя возлюбленная! Денно и ночно аз помню о тебе. Молю Господа о здравии твоем. Хотел бы голубем обернуться да полететь в твои хоромы высокие. Целовал бы твои перста мраморные, глядел бы не нагляделся бы в твои очи ясные!..» Запомнил? Там от себя можешь добавить, только чтобы складно было... А теперь медку б холодного. Спирька, сходи к келарю, меда из погреба принеси да обратно не спеши особо. Понял? — Спиридон схватил жбан и исчез. — А еще скажу тебе такое, что знать должны лишь ты да я. Узнает кто помимо... — Иван притворно тяжело вздохнул, а у Юрши мурашки по спине побежали. — Помимо кто узнает, на веки вечные лишусь я верного слуги, которого Юршей звали! Так вот, как отпустит тебя царица, ветром дуй в Тонинское село... — Сердце Юрши запрыгало от радости. — С глазу на глаз скажешь боярину Прокофию так: «Много грехов у тебя, боярин, и обязан ты их отмаливать у Господа Бога всемогущего, всемилостивейшего. И вот ты, боярин Прокофий, сам решил незамедлительно ехать поклониться угодникам владимирским. Во сне тебе, боярин, дескать, знаменье такое было! Ехать решил со всей семьей, с чадами и домочадцами. Потом поживешь лето в вотчине своей, в Собинке-селе. И быть тебе, боярин, во Владимире не позднее пятого липеца[2]
, в день обретения честных мощей преподобного Сергия Радонежского. Как поедешь — водой или конно, сам решай. Да пусть встретит меня во Владимире как положено, чтоб мог отдохнуть от трудов ратных. От меня передай пожелание доброго здравия барыне Марии Орестовне». Вот и все. Повтори.Юрша, преодолевая недоумение, повторил. Иван возрадовался:
— Молодец, с первого раза ни слова не перепутал! Ладно, ладно. Потом государыня узнает, что ты в Тонинское ездил, и спросит зачем. Ты ей должен сказать правду истинную. Заподозрит недоброе, проверять пошлет. Так что ты ей скажешь?
Юрша, еще не понимая, куда клонит государь, не растерялся:
— Государь, ты мне подарил коня Лебедя. Он остался на конюшне в Тонинском. Так вот, разреши мне, государь, съездить коня проведать.