Старший брат царя. Книги 3 и 4

Со своей стороны князь-воевода решил: дня мести не ждать. В гуляй-городе оставить воев только для первой обороны. Всех остальных этой ночью и следующей вывести с наименьшими потерями, по возможности скрыться, хотя Девлет должен узнать, что гуляй-город почти без людей.

Князь Воротынский, покинув гуляй-город, собирает русские силы и подводит их к пойме Рожайки, непрерывно нападая на татар. Общее наступление русских — день святого мученика Стефана (2 августа). Далее князь-воевода перечислил тысячи, которым уходить пешими, кому оставаться в обороне городка. Пробиваться конными он разрешил только лесным казакам, кони которых приучены к ночному лесу.

Ночь на четверг была пасмурная и ветреная. Беспокоить татар начали с наступлением темноты — выпустили часть бесившихся в загоне татарских коней. Татары всполошились, помчались разъезды, выяснили, в чём дело, — решили, что кони вырвались случайно.

Воспользовавшись шумом, по оврагу ушли несколько сотен спешившихся воев.

В полночь выпустили ещё часть коней. Татары ограничились разъездом, остановившимся на опушке леса.

Перед рассветом почти бесшумно выехали казаки, с ними три сотни охраны Воротынского. Разъезд татар был снят, но татары соседней тысячи проснулись, вспыхнули факелы. Теперь были выпущены все остававшиеся в загоне кони. На опушке возникла свалка. Ещё какое-то время слышался звон сабель, стрельба. Потом всё затихло. Оврагом ушло ещё несколько сотен...

День заговения на Успенский пост (31 июля) был нежаркий, ветер разносил трупный запах. Вои занимались страшным делом: повязав лица мокрыми тряпками, оттаскивали трупы татар и коней сажней на двадцать от стен. Татары пытались помешать воям, но пушкари малым огнём отогнали их.

Далее, не менее сложным делом было — напоить коней, особенно тех, хозяева которых ушли из городка, кони не желали слушаться чужих людей. Особенно бесившихся отгоняли в загон, откуда были выпущены татарские кони.

Пушкари отдыхали. Крымчаки, даже отчаянные, не приближались. Зато в полдень к гуляй-городу подъехали три безоружных татарина под белым флагом, пожелавшие говорить с князем-воеводой Воротынским. К ним вышел князь Хворостинин и заявил, что князь-воевода отдыхает. Татары посовещались, и один из них по-русски спросил:

— Великий хан Девлет-Гирей — да славится имя его! — спрашивает: здоров ли Дивей-мурза?

— Передай хану: Дивей-мурза ранен в ногу.

— Князь, дозволь повидаться с ним.

— Сейчас не разрешу. Вот когда замиримся...

— Долго ждать... Какой выкуп хочет князь за Дивей-мурзу?

— Дивей-мурза — вельможа, большой человек. За него выкуп назначить может только государь. А мы окружены и не в силах спросить государя.

— Ваш князь Иван далеко. Решать нужно князю Воротынскому. Запомни — жизнь мурзы спасёт многих из вас. Но страшен гнев хана, если будет худо Дивей-мурзе! — Повернулись и ускакали.

К полудню прояснилось, ветер стих, на гуляй-город навалилась жара... Всё больше и больше коней выходили из повиновения: постоянная грызня, бросались на людей. Им нужен корм, но где взять его?

С людьми проще. Сегодня заговенье. Священник большого полка, оставшийся в гуляй-городе, благословил употребление конины. На кострах закипели котлы с убоиной, благо раненых коней полно. Люди ели, правда, не все. Благородные животные от размельчённой конины отворачивали морды, даже отказывались пить холодный мясной отвар.

Ночь на первое августа была самая тяжёлая для русских, запертых в гуляй-городе. Затих ветер, и трупное удушье накрыло городок. Здоровые вои падали в обморок, иных выворачивала рвота. Наиболее страдающим Клим и лекари-вои могли предложить единственное средство — мокрая повязка на лицо и покой.

А покоя-то как раз и не было: оврагом должны были уйти полторы тысячи воев. Татары, видать, что-то пронюхали: через овраг прорубили широкую просеку и на краях зажгли костры, так что незамеченным не проскочишь. Запалили с полсотни костров вокруг гуляй-города, за дострелом. На опушке леса и на тракте уже не разъезды, а целые сотни. Подальше, за трактом — тысячи нерассёдланных коней, ждали новой вылазки. Ожидания их оправдались — выпустили с полтысячи коней, наиболее беспокойных. Поднятая тревога вначале, казалось, ухудшила положение русских, готовых к исходу: костры около оврага остались без присмотра и над оврагом вспыхнул лес. Татары бежали. Но в овраге было сыро, и лес там не горел. Русские воспользовались этим и в задымлённом овраге шли без помех.

Полегчало на заре, когда от реки потянул ветерок. Но с восходом солнца усилилась духота, и опять начались удушья. День предстоял очень тяжёлый. Но правильно говорится, что человек привыкает ко всему, — большинство воев стояли на своих постах. Особо больных, задыхающихся, пришлось укладывать под навесами, заворачивать в ветошь и обливать холодной водой — это помогало.

И вновь в полдень подъехали под белым флагом два аксакала, просили встречи с Дивеем, обещали дать свободу пленным русичам. Переговоры с ними вёл Алалыкин. Он потребовал, чтоб освободили всех пленных, а у них будто полтысяча в плену.