Старший оборотень по особо важным делам

Голиков поправил фуражку и несколько секунд смотрел на Айдара, потом задиристо, но без внутренней уверенности, спросил:

– Ну и что?

– Да ничего, – с улыбкой пожал плечами Айдар.

– Один хрен, не я здесь все решаю. – Голиков захлопнул дверь; лязгнули наружные запоры.

Айдар, перестав улыбаться, прошел к своей шконке и достал из-под матраса сотовый телефон. Набирая номер, задумчиво посмотрел на Краснова:

– Плохо дело, парень. – Потом сказал в трубку: – Чингиз, салям! Найди мне телефон Шилова из убойного.

Все ребята ждали возвращения Шилова с совещания в одном кабинете.

– Ну что?

– Подчистить все, – Шилов оглядел свою команду. – Столы, сейфы и дома.

– Думаешь, будут обыски? – Спросил Соловьев.

– Не исключено.

– Надо было нам все-таки этим уэсбэшникам рыло начистить, – вздохнул Джексон.

– Не думаю, что это решило бы вопрос, – Шилов достал из кармана звонящий мобильник. – Да! Айдар? Рад, что ты звонишь на этот громкий телефон. Понял... Спасибо. Я помню твой вопрос.

– Кто это? – Спросил Скрябин.

– Да так, еще одна моя коррупционная связь. Проблемы продолжаются, надо ехать к Юрке в прокуратуру.

* * *

Юра Голицын зашел к Кожуриной отдать шило, которое он одалживал, чтобы сшить уголовное дело, готовое к передаче в суд.

Кожурина сидела за столом и красила ногти. Сегодня на ней была не форма, а клетчатый пиджак и нарядная блузка.

– Спасибо. С меня причитается.

– Можно натурой, – глядя на Голицына сквозь раздвинутые, чтобы не смазать подсыхающий лак, пальцами, ответила Кожурина.

– Танюша, я вообще-то женат, но в принципе...

– Размечтался! Сшей мне тоже, вон, дело лежит... А то рука болит.

– И ногти жалко.

– И ногти, и себя. Что я здесь делаю в расцвете лет, за что пропадаю?

– За любовь к искусству.

– Это я давно отлюбила, мне бы что-нибудь посвежее.

Голицын взял папку с делом, взял специальный станок, в котором закреплялись бумаги, чтобы в них можно было проколоть шилом ровные дырки, а потом продеть в дырки нитку. Сел за небольшой столик, на котором стояли электрический чайник, сахарница и чашки, расчистил место для работы. Прочитав на обложке дела фамилию обвиняемого, удивился:

– Это ты по Васюкину уже закончила? Быстро!

– Он тоже ничего понять не успел. Думал, что я целыми днями глазками хлопаю и ногти крашу, а я его ко всем трем трупам железно привязала. Адвокат только крякнул.

– Французы называют это «Железный кулак в бархатной перчатке», – заметил Голицын, с трудом прокалывая первые пятьдесят страниц из трехсот, составляющих уголовное дело.

– А что делать? Мужчины меня недостаточно любят, вот и приходится их ставить на место.

– Какое счастье, что я в числе твоих друзей, – Голицын закрепил в станке следующую партию документов.

– Р-р-р-р! – Кожурина растопырила пальцы, изображая лапы готового атаковать тигра.

– Ой! Нет, не убивай меня...

– Ладно, живи. А вот приятеля твоего Шилова приласкать придется.

– Ты о чем?

– О том, что арестовывать его надо.

– Ты что, серьезно? – недоуменно смотря на Кожурину, Голицын заложил в станок очередную партию документов.

– Меньше будет тусоваться с авторитетами.

– Так это ж часть его работы.

– Под бандитскую дудку плясать?

– Тань, ты чего? – Голицын отложил шило. – Ты же не первый день в следствии, и оперативную работу знаешь.

– Юра, похищение людей – это преступление...

– О чем ты говоришь?!

– Я говорю о законе, который нельзя нарушать никому, в том числе и твоему распрекрасному Шилову. Превышение служебных полномочий – это минимум. А если по максимуму...

– Тань, ты бы не спешила, а? Я в теме, там море нюансов.

– Ну вот разберемся.

– А Шилов здесь при чем? Тех парней повязал Гера Моцарт, его и закрывайте.

– Его тоже, само собой. Им в камере на пару веселее будет.

Голицын встал, подошел к столу Кожуриной.

Она продолжала разглядывать пальцы, подправляя кроваво-красный маникюр.

– Тань... Ведь это Арнаутов тебя подбил? У него на Шилова давно зуб. Ты не допускаешь, что это его подстава?..

Кожурина воткнула кисточку в пузырек с лаком. С прищуром посмотрела Юрке в глаза. Она уже чувствовала, что он сейчас скажет. Ничего особенного, об этом давно шептались в прокуратуре.

И как только он это сказал, мгновенно отреагировала.

– ...или ты замуж любой ценой хочешь?

– А не пошел бы ты на все буквы? Пока лицо целое!

Голицын хмыкнул и, качая головой, вышел из кабинета.

А уже через пятнадцать минут он разговаривал с Шиловым.

Они прогуливались по скверу неподалеку от здания прокуратуры.

– Значит, говоришь, банда Шилова – Дробышева? – усмехнулся Роман.

– Угу.

– Красиво звучит!

– Я поговорю с прокурором...

– Подставишься, и тебя тоже в оборотни запишут.

– Попытка – не пытка.

– Спасибо. Но, вообще-то у меня к тебе другая просьба. Мне надо Мишу Краснова выпустить на подписку. В тюрьме его заставят изменить показания, как Селиванова, или убьют.

Голицын что-то прикинул, вздохнул:

– Да-а, дела! Это надо с шефом решать.

– Попробуешь что-нибудь сделать?

– Попробую. Когда надо?

– Сейчас уже надо. Потом будет поздно.

– Как всегда. Ладно, давай!

Пожав Шилову руку, Юра ушел.

В эфире неслись короткие переговоры групп наружного наблюдения:

– «Первый» – «Шестому»: что у вас?