— Хорошо. А что с останками деда? — полковник развернулся и, щурясь, посмотрел на Лазара.
— Здесь несколько сложнее: израильская бюрократия не всегда позволяет производить внесудебную эксгумацию. — Лазар безэмоционально смотрел на Некрасова сквозь дымчатые стёкла очков.
— Ну, Вы у нас специалист по Израилю, Вам и карты в руки. — полковник заложил руки за спину и стал прохаживаться по кабинету.
— Женя! Что с информацией о прадеде?
Зиновьев вытянулся.
— Получен ответ от Министерства Обороны, координаты захоронения известны. Поисковая группа готова выехать сразу после приказа.
— Вы оба, сильно не торопитесь. — полковник остановился посреди кабинета и, не вынимая рук из-за спины, стал раскачиваться «с пятки на носок» — Когда всё выложим, у Горелика будет меньше стимулов работать. Понятно?
15
Что обсуждали на совещании, Питер понимал плохо, да особо и не слушал: он влюблённо смотрел то на установку, то на Павловского, и вообще, ёрзал на стуле как первоклассник, с нетерпением ожидающий звонка на перемену.
Когда Жилин объявил об окончании, все вскочили и стали приставать к Горелику с вопросами. С громкими возгласами «Потом, потом!» Питер побежал к выходу, где его уже ждал Павловский с двумя кружками дымящегося кофе в руках.
— А почему ты не в халате? — с разбегу спросил Пётр.
— Забыл наши институтские правила? Переоденься, — Владимир махнул головой в сторону шкафчиков, — я жду тебя снаружи.
День полыхал разгаром лета, но курилка была в тени деревьев. К тому же, дул лёгкий ветерок, жара совсем не ощущалась, и после прохлады ангара обволакивала приятным теплом.
— Наверное, не так отмечают встречу после стольких лет разлуки. — Питер поднял кружку.
— Ничего, ещё не раз успеем выпить! — Павловский поднял свой бокал как рог, отведя правый локоть вбок, левой рукой поддерживая дно. — Ну, за встречу!
Оба засмеялись, чокнулись кружками, отпили по глотку и поставили посуду на стол. Владимир достал сигарету.
— Дай мне тоже. — протянул руку Питер.
— Ты куришь? — с удивлением произнёс Павловский. — А как же та пачка «Космоса»?
— И это помнишь. — усмехнулся Горелик. — Так, балуюсь. Видишь ли, после смерти отца было столько всего… Стресс, опустошённость, депрессия. Как русские снимают стресс? Водкой. А где пьянка, там и всё остальное.
И на самом деле: сигарета в руках у Питера просто дымилась, а собеседник делал затяжку после каждого глотка кофе.
— Понимаю. — вздохнул Павловский. — После похорон отца я месяц пил. Чуть «белочку» не словил. Как Жилин из института не выгнал — до сих пор не понимаю. Я у него не в фаворе, а тут и с врачом помог, и кандидатскую дал защитить.
— Жилин, он, вообще, кто? — спросил Питер. — что за человек? Я его совсем не помню, он к нам ни разу не приходил.
— Фанат науки. Маньяк-бессребреник. — Владимир аккуратно затушил сигарету. — Пока не ввели перечисление зарплаты на карточки, за получкой приходила его жена. Не потому, что подкаблучник, нет — он просто забывал. Мы, аспиранты, по её просьбе покупали и носили домой продукты, все эти стиральные порошки… Потом их дети подросли, и жене стало полегче. Сейчас у них домработница, а здесь её функции выполняет Маша.
— Маша?
— Да. Елизавета Фёдоровна Жилина упросила руководство включить Машу в состав группы, а то, мол, он здесь совсем запаршивеет. — Павловский откинулся на спинку лавки и достал новую сигарету.
— То есть, Маша здесь — как горничная Жилина?
— Ну, зачем так грубо? Она следит за тем, чтобы Сергей Кондратьевич вовремя принимал лекарства, измеряет ему давление, контролирует режим. и всё такое. Профессор весь — одна большая ходячая болячка. И, кроме того, Маша — очень нужный и ценный работник.
— Что, и за вашим режимом следит? — съехидничал Горелик.
— Зря язвишь. Маша — непревзойдённая стенографистка и отличный корректор. Она прекрасно разбирается в нашей теме. Мы без неё и половины работ не опубликовали бы. А свою кандидатскую на полку положила.
— Даже так? А тему диссертации ты знаешь?
— Поверхностно. Что-то связанное с математическим моделированием развития малого и среднего бизнеса при разных формах налогообложения. А чего это ты заёрзал на лавке? — Павловский затянулся, выпустил струю дыма, и сквозь неё посмотрел на Питера. — Я помню, ты так ёрзал, когда я тебя готовил к олимпиаде по математике, а тебе не до этого было: девочка ждала. Как её там, Нина?
— Ирина, — вздохнул Горелик. — Дура. На первом курсе выскочила замуж за обкомовского сынка-дебила. Лучше бы я тогда хорошо к олимпиаде подготовился, может, победил бы. А так — второе место, обидно.
— Отчего же дура? Просто женщина, расчётливая и приземлённая.
— Ладно, пёс с ней с Ириной. Перефразируем песню: «Первым делом — установка, ну, а девушки — потом»! — Питер посмотрел на давно потухшую меж пальцев сигарету и бросил окурок в пепельницу. — Ты ведь хочешь спросить меня о чём-то важном?
— Естественно. — собеседник наклонил голову и, помолчав, спросил. — Ты понимаешь, во что ты ввязался?
— Теперь — да.
— Ты никогда не сможешь вернуться в Штаты. Вообще, бóльшая часть мира для тебя закрыта.
— Понимаю. Мне наплевать.