Стартап

— Не страшно, Пётр Борисович, — улыбнулся собеседник, — втянетесь. Так вот, я продолжу. Буквально час назад наш коллега доставил с производства недостающие элементы оптики, и уже начал монтировать их. Сейчас я вас познакомлю. Владимир Георгиевич!

Питера как холодным душем обдало, и он потряс головой.

— Что случилось, Пётр Борисович? Вам нехорошо? — Жилин озабоченно смотрел на Горелика.

— Всё в порядке, — Питер ещё раз встряхнул головой. — Шквал воспоминаний из юности. Показалось.

Меж тем сотрудник, которого позвал профессор, спрыгнул с подмостней установки, поправил халат и неспешно направился в их сторону. Горелик оцепенел.

— Не показалось, Пётр Борисович, — человек остановился в двух шагах от Питера, — не показалось!

Жилин ошалело крутил головой, глядя то на Горелика, то на подошедшего.

— Вольдемар?..

— Да, Петька, это я.

Они бросились в объятья друг друга.

— Вольдемар… — Питер прижался к плечу Павловского, потом оторвался, снова посмотрел на него и сжал так, что у того затрещали кости. — Вольдемар!

— Да тише ты, бесёнок! — Павловкий высвободился из объятий. — Задушишь! Пойдём, присядем. Давай, рассказывай! Как ты?

— Я так рад тебя видеть, ведь буквально утром вспоминал о тебе. — Питер уселся на стул. — Что «я»? Как видишь, я — здесь, установка — тоже. Обо мне потом! Лучше ты рассказывай.

— Простите, вы разве знакомы? — влез в разговор сильно удивлённый Жилин.

— Конечно! — в один голос сказали обнимавшиеся и засмеялись.

— Конечно, профессор, — Павловский улыбнулся, — ведь папа Петра — мой первый научный руководитель. Вы разве не знали?

— Погодите, — Жилин удивился ещё сильнее, — Ваш первый руководитель — ныне покойный Савицкий, разве не так?

— Нет. Первым был Борис Ефимович. Но, когда Горелики собрались эмигрировать, он передал меня Савицкому, предварительно договорившись, что его фамилия нигде не будет фигурировать. Они были в приятельских отношениях, и Савицкий каким-то образом смог внести изменения в документы.

Павловский вздохнул и продолжил.

— Мы занимались на квартире Гореликов почти до самого отъезда. Помнишь, Петька, как я был против? Впрочем, кто я такой для вас…

— Как «кто»? А кто учил меня драться? А кто постоянно подсовывал мне деньги на подарки отцу и деду? Ты — моё самое яркое воспоминание юности!

— Да отпусти ты меня уже, бесёнок! — Павловский высвободился из объятий Петра, который всё это время держался обеими руками за его ладонь. — Сломаешь руку.

— «Бесёнок»… Ты запомнил. — вздохнул Питер. — Так меня звал только отец. Ты должен знать, что он умер.

— Я знаю, Петя.

— Не удивлён. Я уже устал удивляться. — Горелик осмотрелся. — Пора начать воспринимать всё как должное.

— А я — не перестаю удивляться. — пробормотал Жилин. — Вы меня просто прибили новостями.

— Сергей Кондратьевич! Хотите, я «добью» Вас? — Павловский хитро улыбнулся. — Об эффекте Паиса я впервые услышал за обедом в квартире Гореликов. Борис Ефимович осторожно подводил меня к этой теме.

— Почему Вы не сообщили это на совещании, когда Тимощук, будучи ещё аспирантом, докладывал о своих наработках? — Жилин снял очки и стал протирать их полой халата. — И как далеко вы тогда продвинулись?

— Во-первых, все наработки — исключительная заслуга Бориса Ефимовича. Во-вторых, на тот момент я больше интересовался математическим моделированием, от него была практическая отдача. — Вольдемар хитро посмотрел на Питера и подмигнул ему. — Правда, мой первый научный руководитель не одобрял активного применения этих знаний.

— Теперь я понял, почему у тебя постоянно водились деньги, — сказал Горелик и засмеялся.

— Я бы хотел, чтобы Вы, Владимир Георгиевич, несколько подробней поведали мне о Вашем сотрудничестве с Гореликом-старшим. Сегодня. Непременно сегодня.

Профессор развернулся и пошёл к установке, подслеповато смотря вперёд, несколько озадаченный непривычной тишиной. Он поспешно нацепил очки.

Картинка сфокусировалась: белые халаты стояли около установки или на ней, как сурикаты у норы, глядя в его сторону.

— Тэээкс… — процедил Жилин. — Ну, я вам устрою.

Все дружно загалдели и бросились работать.

Между тем, давно не видевшиеся продолжали беседу.

— Скажи, Пётр, что ты собираешься делать, когда установка заработает?

— Я хочу найти свои корни, — вздохнул Питер, — они где-то здесь. Мне обещали помощь. Надо спросить у Сэма.

Горелик вскочил и стал озираться в поисках компаньона.

— Сейчас я тебя познакомлю со своим другом! А где Сэмми?

–

На втором этаже внутреннего помещения ангара стояли трое, и смотрели через зеркальное стекло кабинета вниз, на происходящее.

— Я не думал, что он настолько сентиментален. — сказал расположившийся ближе всех к окну. — Господин Лазар!

— Да, господин полковник!

— Доложите, как обстоят дела с прахом Боруха Горелика?

— Запрос от якобы родственников на вывоз урны в Израиль одобрен, через день уполномоченные при видеосъёмке вскроют колумбарий и отправят его по указанному адресу. В течение пары недель прах будет здесь.

— Когда Вы избавитесь от своего американского акцента? — поморщился Некрасов.

— Полагаю, за месяц. Нужна практика.