Старуха

– Там… – и опять умолк: у него перехватило дыхание.

– Что там? – спросил Миша, глядя попеременно то на почти невменяемого, смертельно напуганного чем-то друга, то на дверь, которую тот продолжал подпирать корпусом и обеими руками. – Что там внутри?.. Да говори же! – нетерпеливо воскликнул он, видя, что товарищ лишь водит кругом стеклянными, подёрнутыми дымкой глазами и безгласно, как рыба, открывает и закрывает рот.

Димон на мгновение задержал на взволнованном Мишином лице свой блуждающий, казалось, мало что замечавший взор и, снова чуть скривившись, пролепетал:

– Крыса… г-громадная.

Миша нахмурился и качнул головой. Этот неожиданный ответ не показался ему таким уж странным. Если до смерти может напугать паук – правда, не совсем обычный, а размером с крупную собаку! – то почему бы не сделать того же самого крысе?

Подумав секунду-другую, Миша вскинул глаза на приятеля, по-прежнему не отрывавшегося от двери, будто слившегося с ней воедино, и отрывисто произнёс:

– Отойди.

Димон, точно услышав величайшую нелепость, в изумлении взглянул на товарища и не сдвинулся с места.

Но Миша настаивал:

– Отойди, говорю. Чё ты встал-то тут, как вкопанный?

Димон покосился на него и, как и прежде, очень тихо, полушёпотом, обронил:

– З-зачем?

Миша сделал нетерпеливое движение, но сдержался и, чуть разжимая губы, проговорил:

– Посмотреть хочу.

Димон опять косо зыркнул на него и пробурчал сквозь зубы:

– Нечего там смотреть.

– Дим, не дури. Это смешно, наконец. Отцепись ты от этой двери, – и, стремясь подкрепить свои слова, Миша положил руку на плечо напарника.

Но Димон стряхнул его руку, замотал головой и аж затрясся, всем своим видом демонстрируя, что ни за что на свете не отступится от двери.

Тогда Миша, поняв, что так он ничего не добьётся от, очевидно, бывшего не в себе и плохо соображавшего приятеля, переменил тактику. Отступив на шаг, он сложил руки на груди и презрительно усмехнулся.

– Ну и долго ты собираешься тут стоять? Может быть, до тех пор, пока не приедет «скорая» и не отвезёт тебя в дурку?

«А возможно, и меня заодно», – чуть не прибавил он, вспомнив пережитое им накануне вечером и перестав усмехаться.

Димон впервые за время их разговора взглянул на собеседника более-менее осмысленно. Вероятно, парализованный всепоглощающим ужасом разум начал понемногу возвращаться к нему.

Миша заметил это и поспешил воспользоваться.

– Я вообще не догоняю, чё ты влип в эту дверь? – промолвил он, пожимая плечами. – По-моему, так никого нет. Тишина.

Димон прислушался. Даже ухо приложил к двери. Но, как и сказал товарищ, в сарае действительно было тихо. Не улавливалось ни единого звука. И давно уже, с того самого мгновения, как пришёл Миша, никто не ломился в дверь. Димон продолжал преграждать её по инерции, уже сам не понимая зачем. Может быть, потому, что никак не мог, не смел поверить в то, что опасность миновала, что он каким-то чудом спасся, что страшная, смертельная, невиданная угроза обошла его стороной. Хотя, возможно, лишь затаилась до времени…

Но, побуждаемый и понуждаемый другом, он нерешительно, нехотя, не переставая вздрагивать от глубокого, неуёмного ужаса, потрясшего его до основания, отстранился от двери и дал напарнику возможность открыть её. Миша, сам невольно поддаваясь словно разлитому вокруг неизъяснимому, заразительному страху, но стараясь не показывать этого, медленно отворил дверь и не без опаски заглянул внутрь. Димон робко, полными смятения и трепета глазами таращился туда же из-за его спины.

Сарай был пуст. Всё было как обычно. Ничего подозрительного и тем более внушающего тревогу и страх. Выделялся только валявшийся на полу стальной прут, так и не пущенный Димоном в дело.

Миша, внимательно, не упуская ни одной мелочи, осмотрел внутренность сарая, особенно громоздившийся у дальней стены хлам, тонувший в грязно-сером сумраке. После чего полуобернулся к топтавшемуся у него за спиной другу и с тонкой усмешкой осведомился:

– И где же твоя громадная крыса? Испугалась и убежала?

Димон, не обратив на насмешливый тон приятеля никакого внимания, похоже даже не заметив его, продолжал остановившимися, широко раскрытыми глазами всматриваться в тёмную глубь сарая, будто силясь различить там что-то.

Не дождавшись ответа на свой проникнутый сарказмом вопрос, Миша сделал два шага вперёд и, наклонившись, поднял металлическую биту. Чуть взмахнув ею, значительно шевельнул бровью.

– Солидная штука. С такой никакая крыса не страшна… Даже громадная, – выразительно подчеркнул он.

На этот раз Димон, постепенно приходивший в себя после пережитого шока, не смолчал:

– А ты что, не веришь мне, что ли? По-твоему, я всё это выдумал?

Вопреки его ожиданиям, Миша вдруг прекратил юморить и ответил совершенно серьёзно, без тени улыбки, делая большие паузы между фразами:

– Да нет, я-то как раз верю тебе… Очень даже верю… Кому, как не мне, и верить.

И он, по-прежнему безрадостным, мрачноватым тоном, вполне соответствовавшим тому, что он говорил, поведал напарнику о случившемся с ним накануне.