Старуха

Лицо Димона стало серьёзным. Мельком взглянув на приятеля, он подумал ещё чуть-чуть, тряхнул головой и процедил сквозь зубы:

– А вот это мы сейчас узнаем.

И, двинувшись вперёд, протиснулся в зиявшую перед ними амбразуру и пополз по неведомо кем вырытой норе, усиленно работая руками и ногами и подсвечивая себе путь фонарём.

Миша, в отличие от напарника, был настроен далеко не так решительно. Он, в принципе, был не прочь посидеть тут ещё неизвестно сколько, ничего не предпринимая и ожидая, что всё разрешится как-нибудь само собой, без особых усилий с его стороны. Но не в меру активный товарищ нарушил эти его планы, и Миша, совсем не хотевший куда-либо отправляться, тем более таким необычным способом, но ещё менее желавший оставаться в погребе в одиночестве, помявшись и недовольно покривив лицо, вынужден был также тронуться с места и нехотя последовать за приятелем.

Уже очень скоро выяснилось, что продвигаться по лазу не слишком лёгко и удобно. Он был довольно узким, и даже худощавые Димон и Миша пробирались по нему с немалым трудом. Замедляли их движение и то и дело попадавшиеся на пути камни с острыми краями, больно впивавшиеся в тела и до крови царапавшие кожу, а также осыпавшаяся земля, норовившая попасть им в глаза и рот.

Помимо физических неудобств, возникали, прежде всего у Миши, тревоги другого рода. В загромождённом их телами проходе вскоре снова стало не хватать воздуха, и Миша, ползший вторым, почувствовал это особенно отчётливо. К нему тут же вернулся покинувший было его страх задохнуться. Он принялся, широко раскрывая рот, хватать им спёртый, нечистый воздух, поступавший в подземелье непонятно откуда, и выказывать признаки беспокойства и нетерпения, выражавшиеся в протяжном постанывании и недовольном ворчании.

Это не осталось не замеченным Димоном.

– Чё ты там пыхтишь? – проговорил он, с трудом полуобернувшись к спутнику.

– Душно, – прохрипел в ответ Миша, выплёвывая попавший в рот и скрипевший на губах песок.

Димон, чуть помедлив, промолвил:

– Потерпи. Я не думаю, чтоб эта нора была слишком длинной. Скоро мы должны выбраться.

– Куда? – продолжая отплёвываться, спросил Миша.

Димон опять ответил не сразу. Бросил взгляд вперёд, на убегавший неведомо куда подземный тоннель, озарённый неверным трепещущим светом его фонаря, и тихо проронил:

– Куда-нибудь.

Но его надежды не оправдались. Они всё ползли и ползли, а нора и не думала заканчиваться или выводить их куда-либо. Она не расширялась и не сужалась, не отклонялась вверх или вниз, не сворачивала вправо или влево, в лучшем случае чуть-чуть клонилась туда-сюда. Но ни малейших намёков на её окончание не наблюдалось. Сколько ни вглядывался Димон вдаль, он не замечал там ни малейшего просвета, ничего, что указывало бы на завершение их пути и избавление от продолжавшей тяготеть над ними угрозы. И это начинало всерьёз беспокоить его. В нём снова всколыхнулись угасшие было опасения и тревоги, в голове зашевелились мрачные мысли. Уж не ловушка ли это? Что если проклятая старуха решила просто позабавиться над ними таким образом, продлить их мучения? Заставить их, как земляных червей, без толку ползать по этой странной норе, где они в конце концов, выбившись из сил и отчаявшись, прекратят свои судорожные попытки спастись и испустят дух? И даже останков их не найдут в плотной земляной толще. А если и обнаружат когда-нибудь случайно, то это будут уже даже не трупы, а жалкие, истлевшие, изъеденные червями скелеты, которые невозможно будет опознать…

От этих чёрных дум и немедленно возникших в воображении жутких картин Димона передёрнуло. В груди опять, как недавно в погребе, стеснилось дыхание. Но не от недостатка воздуха – хотя этот недостаток уже явственно ощущался, – а от охватившего его липкого страха при мысли о том, что его предположения могут оказаться верными. Была в этом какая-то утончённая, изощрённая, прямо-таки дьявольская жестокость – дать им надежду на спасение, поманить ею, как детей сладостью, а затем, когда они почти уверовали в избавление, вновь швырнуть их на дно ещё большей безнадёжности и отчаяния.

Но одновременно эти безотрадные соображения как будто придали ему новых сил. С внезапно вспыхнувшими в нём яростью и энергией, стиснув зубы и издавая горлом глуховатое рычание, он задвигал локтями, пробираясь всё дальше и дальше по этому казавшемуся бесконечным и неодолимым подземному пути, уже не очень заботясь, поспевает ли за ним спутник.