Старухи

Бабки стояли посреди комнаты, из одного угла которой доносились всхлипы мальчишки «Тётя! Тётя!», а в другом углу здоровый детина с кровати тыкал пальцем в сторону окна и мычал. Чего уж, Анисья была права.

— Чего это они? — спросила Матрёна.

— Может, мужик-то грамотный? Чай, в мирное время живём, он школе-то обучен. Ты дай-ка ему, Матрён, ручку. Мы спросим.

Матрёна засуетилась в поисках какой-нибудь бумаги и вскоре вернулась с Димкиным альбом и коробкой цветных карандашей, сунула всё мужику и строгим тоном повелела:

— Пиши!

Карандаши были неточенные, обгрызанные, грифель скользил по бумаге едва оставляя следы, однако, вскоре старухи прочли следующее:

«Меня зовут Виктор. Я хороший человек! Я не злой! Ваш внук не меня напугался! Я хороший, поверьте! В вашем лесу — убийца!»

Олюшка оторвала глаза от записи:

— Какой убийца? Всё пиши, как есть!

Бабки медленно пятились подальше от кровати, на которой лежал найденный мужик. Матрёна поспешила вон из комнаты и вскоре вернулась с лопатой. Старухи сгрудились за её широкой спиной, а она протянула лопату к мужику. Тот вжался в стену.

— Пиши всё, — злобно прошипела Матрёна. — И альбом на лопату кидай.

Рыжий что-то быстро застрочил в детском альбоме и вскоре Матрёна на лопате доставила письмо в стан старух. Олюшка выхватила бумаги и принялась громко, нараспев читать.

Матрёна угрожающе наставила на рыжего лезвие лопаты.

— Я хороший человек. Тьфу ты, — читала Олюшка. — Я, правда, хороший. В вашем лесу убийца. Только я не помню ничего. Помню, что лес кругом и убийца, и весь зеленый…

— Убийца зелёный? — не отводя глаз от мужика, уточнила Матрёна.

Рыжий замотал головой и потребовал альбом обратно. Быстро написал ещё несколько строк.

Олюшка продолжила читать:

— Понимаете, лес зелёный. А убийца, так я не помню ничего. Они словно бы растворились друг в друге. Только удар и тишина. И тьма. И я — во всеобщей пустоте.

— Где? — переспросила Матрёна.

— Во-все-об-щей-пус-то-те, — по складам сказала Олюшка. — Тут так написано. Вон, глядь!

— Бабы, — бросила Матрёна на пол лопату. — Ведь он дурак.

Мужик протестующе замахал руками, жестами попросил вернуть ему альбом и карандаши.

Матрёна, нехотя, уже сама вручила ему то, что он требовал, и села рядом на край кровати. А рыжий писал. Матрёна читала сразу, как появлялись предложения:

— Я не дурак. Вам этого не понять…

— Куда уж нам, мы ж не дураки, — не вытерпела Олюшка.

Матрёна махнула на неё рукой и продолжила:

— Я не помню ничего. Но я почти чуть не умер. Поэтому я говорю вам по-простому, в вашем лесу орудует убийца. И сейчас, пока вас не было, кто-то подходил сюда к окну и смотрел на нас с вашим внуком. Поэтому внук такой напуганный.

— А кто ж был-то? Димасик только чужих боится! — с досадой спросила Матрёна.

Рыжий опустил голову. А через некоторое время продолжил писать. Матрёна снова озвучила:

— Это был не человек.

— Тьфу ты, — вздохнула Олюшка. — А чего это за пустота. Чего это такое? И кто приходил? Тётка или дядька?

Старухи уставились на мужика.

Тот стыдливо опустил глаза.

— Пиши давай, — скребя по полу лопатой, угрожающе прикрикнула Матрёна.

«Не могу сказать я, кто там был. Я сейчас разное вижу. Словно бы я привидение увидел. Женщину. Я грибы ел в лесу, выжить-то как-то надо было! Наверное, они действуют?» — написал рыжий.

— Грибы ел, — повторила, недоумевая, Матрёна. — И что?

Рыжий развёл руками.

— Мы тут все грибы едим, — снова прикрикнула Матрёна.

Мужик вздохнул.

— Да дурак он, — сказала Олюшка.

— Но что-то Димку ведь напугало? — ответила ей Анисья.

— Да дурак этот и напугал, — нашлась Олюшка.

Бабки переглянулись и захихикали. Матрёна строго глянула на них, и они умолкли.

— Димка, поди сюда, — скомандовала она внуку.

Бабки, шелестя подолами, вышли из комнаты. Убедившись, что рыжий их не услышит, зашептали.

— А Иринушку-то кто убил, до сих пор не знаем, — грозно зашипела Олюшка. — Мобыть, и правда, маньяк в лесу?

— Так, может, он сам и есть маньяк! — в том же тоне ответила Матрёна.

— Что делать-то будем? Милиция с врачами только завтра приедут. Мужиков-от нет у нас, — испуганно затараторила Анисья.

— Нам бы до утра продержаться, а там его в райцентр увезут…

Старухи порешили дежурить в доме Матрёны, не спать. Летом ночи короткие. Легко перетерпеть.

Дверь в комнату к рыжему закрыли и заложили, чем смогли, пень приволокли, на котором дрова рубить, из сараю, грабли приставили и стол придвинули. Сами за стол сели чай пить, чтоб не спать.

Где-то к полуночи ближе случились чудеса. Натерпелись в ту ночь бабы страху, что и говорить. Ближе к двенадцати, хотя и не темно вроде было, а так, только затягивалась ночная густота, Димка бросился к двери и закричал:

— Мамка! Мамка!

А какая ему, глупому, мамка, если она в это время на конфетной фабрике в соседнем районе сладости упаковывает?