Старухи

— Языка у рыжего нет, вот что…

— Жалость-то какая, — всплеснула руками Анисья. — Мужик видный, а языка нет…

— Убийцу-то чего жалеть, Бог наказал, так ему, поделом, — зло ответила Олюшка.

К вечеру приезжал какой-то мужчина, весь в погонах, осматривал рыжего, старух и погреб, откуда выгреб пару бутылей и увез с собой, что и сказать, «настоящий полковник». Словом, бабки остались довольны.

После полковника ввечеру старушечий совет постановил пару дней обождать и мужика этого рыжего от греха подальше самим свезти в милицейский участок в райцентр. Чего ему тут — санаторий что ли? Человека убил — сиди в тюрьме. Сидели, судили и рядили до темноты. А впотьмах новое представление за окном. Снова Иринушка им знаки подаёт, и даже как-то вроде голосом человечьим подвывает, мол, не везите мужика в райцентр, не везите, пусть за могилой моей ухаживает, такое ему наказание, у-у-у.

— Хорошенькое наказание, — возмутилась Олюшка. — Мы его тут кормить будем, чтобы он за могилой ухаживал?

— Да что ты, — зашикала Анисья. — Побойся Бога, ведь воля покойницы.

Что и говорить, в глубокой ночи покойница пришла в дом Олюшки, стояла посреди комнаты, качала головой. Так Олюшка больше и не перечила, стало быть, надо мужика в деревне оставлять.

Жизнь потекла по старинке. Мужик начал приходить в себя. Бабкам, чем мог, помогал. Ел с ними за одним столом, пил два раза в день докторские порошки. С Димасиком они дружбу наладили. Только хирел быстро. Вот вроде здоровый мужик, а здоровья в нём нет. Уставал быстро. Чуть встанет, пОтом обливается. Да глаза видеть плохо стали, а молодой вроде. Ну, да что уж, наркоман ведь.

Прижился мужик. Почти и забыли уже и про Иринушку, и про то, что он её замучил. А, может, и не он, кто ж знает, чего зря на человека грешить, раз вина его не доказана.

Тут и лето к концу пришло, и октябрь листьями цветными закружил. Дело к зиме. Надо бы всё переворошить, что в доме. Стала Матрёна шкафы разбирать, бельё с места на место перекладывать, чтоб моль не завелась. Сгрудила, что было, на кровать да чай пошла пить. А тут Димасик вдруг из кучи какую-то тряпку выудил да на себя накинул, да скакать принялся в этой тряпке по дому. Скачет и воет: «У-у! У-у!».

Рассмеялась Матрёна. Да как вспомнит, что совсем недавно уже такое представление-то видела у себя под окном.

Схватила Димасика, тряпку отобрала да села разглядывать. Тут и Мила чаю пить зашла.

— Что это? — спросила её Матрёна.

Милка-то глаза в пол отвела и молчит.

— Что это?! — повторила старуха.

Милка на пол упала, дурнем воет и ревёт.

— Прости! Прости, — говорит — мама!

Разве разберёшь, чего она там. Подняла её Матрёна, чаем отпоила.

— Рассказывай всё, там решим, что делать.

— Это я тогда под окном была, — начала Милка. — Не Иринушка. Я была.

Оттаскала Милку старуха за волосы, в морду натыкала ей простыней. Да всё ж злость сменилась любопытством.

— Ты? Зачем? — удивилась Матрёна.

— Как вошла я, так с порога поняла, кому ты жизнь спасла. Это ведь Иринушки мужик… Она меня им пугала, мол, Ваньке башку снесёт, с братками понаедут.

— С чего бы?

— Ну, так Иринушка узнала, что я за конфетами торгую. Обещала в милицию сдать. Я мужика ее тогда увидела тут, сразу поняла. Ваньке сказала, что погубит он нас. А как Ваня его осмотрел, сказал, что он не опасен, тогда только успокоилась. А тут вы решили его в райцентр везти. А он бы там всё вспомнил? Что ж тогда делать-то? Вот я и пошла, Иринушкой прикинулась и вам завещала мужика тут беречь. Ведь не он Иринушку убил…

— А кто ж её убил-то? — захлопала глазами Матрёна.

— Не он, — тихо прошептала Иринушка.

В дверях грохнул об пол ухват, женщины бросились посмотреть, кто их подслушал.

Рыжий и не думал скрываться. Стоял тут же, уши развесил. Когда увидел подбежавшую Милу, лицо его исказилось гримасой ненависти. Он замычал и пошёл на неё, угрожающе подняв руку.

Милка ойкнула и выбежала на двор.

— На! На! Пиши, чёрт рыжий! Что случилось?! — сунула ему в руки альбом с карандашами Матрёна.

Рыжий застрочил.

— Наркотики! — прочла вслух Матрёна. — Понятное дело, фелшер говорил, что ты наркоман.

Рыжий замотал головой и снова принялся писать.

— Мила и фельдшер. Наркотики. Конфеты, — пожала плечами Матрёна, прочитав написанное.

Рыжий продолжал.

— Ирину убила Мила. Они с фельдшером торгуют наркотиками. Мила ворует конфеты и продаёт в них наркотики. Ирина это узнала… Ирина пришла к ним, сказала, что заявит в полицию… На кого? На Милку мою? — грозно спросила Матрёна, оторвавшись от чтения.

Рыжий оторопело попятился. Но снова продолжил писать. В этот раз он на целый лист написал лишь одно слово: «ДА!»

Ноги у Матрёны подкосились, она плюхнулась на табурет.

Рыжий продолжил строчить: