В о л о д я. Завидую вам, однолюбам.
Ш у р а. Поищи незабудки.
В о л о д я. Нет, ромашки. И погадаю по дороге: любит — не любит.
С и м а. Здравствуйте, Шура!
Ш у р а. Здравствуй, Сима! Мне уже неловко такой взрослой барышне говорить «ты».
С и м а. Нет-нет, обязательно «ты».
Ш у р а. Тогда и ты говори мне «ты».
С и м а. Я буду постепенно.
Ш у р а. Постепенно не выйдет.
С и м а. Я только что с огорода. Устала. Но выкупалась — и все прошло. Тетя Лиза, наверное, еще не приходила?
Ш у р а. Не видел.
С и м а. А Тоня?
Ш у р а. Тоня еще не приехала.
С и м а. Придут гости, а хозяев нет.
Ш у р а. Гостей никто не звал. Придут только свои. И что значит — нет хозяев? А ты?
С и м а. Я не хозяйка.
Ш у р а. Опять бедной родственницей прикидываешься? Зря я тебя барышней обозвал. Не поумнела нисколечко.
С и м а. Что вы, Шура! Для ваших товарищей я не хозяйка. Она придут к Тоне и к Елизавете Ивановне. А так я привыкла. Я и к Тоне привыкла. Она хорошая.
Ш у р а. И мне так показалось.
С и м а. Вы все шутите. Тоня, она душевная… она какая-то…
Т о н я. Какая она? Договаривай! Скажи что-нибудь неподходящее — и не возьму тебя в воскресенье в Тарховку. Шурка уже, понятно, на месте. Молодчина — я ценю внимание. Устала я… Мама не приходила?
С и м а. У них опять совещание.
Т о н я. Шурка! Даже не верится. Снова я дома. И мой день. Как хорошо жить без войны! Ночью проснешься — нет войны. И сразу заснешь. И утром встанешь — опять нет войны. Меня всегда будило радио в шесть часов. Мне говорили — надо выключать, можно поспать подольше. Но я думала: настанет же когда-нибудь день, и он начнется не с оперативной сводки. Настанет же наконец этот долгожданный первый мирный день. И я его прозеваю. Я его дождалась. И буду рассказывать о нем своим внукам. О том, как мы жили годами без дома, без мамы, без друзей, я не буду рассказывать… Ты часто обо мне вспоминал, Шура?
Ш у р а. Для того чтобы вспоминать, надо забыть.
Т о н я. Хорошо без войны. Не просто хорошо, а очень хорошо. И очень хорошо жить дома. Вам, мужчинам, может, и нравится жить в палатках, а мы — слабый пол — созданы для дома.
Ш у р а. А помнишь пионерлагерь?
Т о н я. Сравнил — пионерлагерь и медсанбат! Плохо жить в палатках. Особенно во время бомбежки. Раненые начинают кричать. Больше всех боятся бомбежки раненые. Я тоже очень боялась — только никому не говорила. Когда дом — все-таки крыша. А тут как будто зонтиком закрываешься от осколков. Очень я люблю мирное время. Вот долечим раненых, и пойду учиться. Я еще не очень старая? Нет, я просто средних лет.
Ш у р а. И как раз театральный институт открыл прием.
Т о н я. Нет, артисткой я не буду.
Ш у р а. Чего это вдруг?!
Т о н я. Не вдруг. Я подумала. Это стать артисткой я решила вдруг. Мы болтаем, а мне ведь наряжаться надо. Еще минутку. Ладно? Мы с тобой еще не разговаривали, только «здравствуй» да «прощай». Я думаю, что артисткой стоит быть только хорошей. Очень хорошей.
Ш у р а. Так надо стать хорошей артисткой.
Т о н я. Надо… Вам надо, чтобы хвастаться: «Знаменитость, а я с ней на «ты», я ее за косы дергал…» Хорошей я бы согласилась. Но, понимаешь, нет во мне уверенности. Нет одержимости. Настоящие артистки как решали в молодости: или на сцену, или жизни нет — с обрыва в Волгу. А я вожусь с ранеными, и мне интересно. Возвращать людей к жизни! Ты бы видел их глаза… когда они приезжают и начинают оживать. Я поступаю в медицинский. Это мое призвание. Понял?
Ш у р а. Начинаю понимать.
Т о н я. А чего ты такой неразговорчивый? Экзамены?
Ш у р а. Угадала. Ты обходишься без моей помощи — и спрашиваешь и отвечаешь.
Т о н я. Это от одиночества. Я всю войну прожила сама себе — мама, сама себе — друг. Людей кругом много, и все откровенничают, а самой поговорить не с кем.
Ш у р а. Пожалуй, не мог бы.
Т о н я. Дурости не хватает?
Ш у р а. Рук не хватает.
Т о н я. Не слыхать! Ты — молодец, у тебя уже два курса позади… Скажи мне… ты решил стать учителем по призванию или…
Ш у р а. Как только я начинаю забывать о руке, мне сейчас же о ней напоминают.
Т о н я. Прости.
Ш у р а. Помнишь, мы играли в правду? Я спросил тебя, хотела бы ты, чтобы был одиннадцатый класс? Ты сказала — да. Я очень люблю школу. Я считаю, что лучшее помещение, которое придумало человечество, — класс.
Т о н я. Нет, коридор и спортивный зал.
Ш у р а. В общем, школа. Там кончается детство и начинается юность, начинается дружба и любовь.