Старые недобрые времена 1

Читает в основном лакей, иногда вслух, а иногда, если барину недосуг или неинтересно, то просто пересказывает тому краткое содержание и выдаёт должным образом сформированное мнение. И не сказать, что это вот прям всё очень интересно…

Потом, после книжных магазинов и лавок, в редакцию, передать конверт, в котором, вернее всего, лежит компромат на кого-то с толикой денежной массы, долженствующей подтолкнуть представителей одной из древнейших профессий к нужному мнению. Иногда, вместе с конвертом, следует сказать несколько многозначительных слов, которые, сугубо по мнению Бориса Константиновича, будут понятны получателю, но совершенно непонятны — лакею.

Наивный… Огромный барский дом, переполненный дворнёй, которую держат за мебель, но, диво-дивное, у этой мебели есть уши, чтобы слышать, язык, чтобы говорить…

… и желание сплетничать, желание быть причастным к чему-то, хотя бы — к чужим тайнам!

* * *

— Ваше Высокородие[iii], — судорожно дёрнув шеей и разом вспотев, начал было спор Борис Константинович, — но это…

Хозяин кабинета поднял на него свои красноватые рептильи глаза, почти лишённые ресниц, и выразительно тронул папку с документами, от чего Борисов разом замолк, подавившись словами, эмоциями и воздухом.

— Ва-ва- ваше… — справился он наконец с речевым аппаратом, судорожно дёргая ворот сюртука, разом ставший тугим.

Нужные слова никак не находились, а глаза — красноватые, немигающие, не отпускают, мешая собраться с мыслями, лишая воли и мужества. Сколько это длилось, он не мог сказать при всём желании… Секунда? Вечность?

Выйдя из кабинета на неверных ногах, он, не обращая внимания на слова секретаря…

… и кажется, в приёмной был кто-то ещё?

Да, наверное, был, в таких приёмных всегда хватает народа, подчас очень разномастного и почти всегда — злого на язык, быстрого на сплетню и понимающего, про кого говорить можно, а про кого — только шёпотом под одеялом… но плевать! Сейчас на всё плевать… прочь, прочь!

Опомнился чиновник уже внизу, придержанный почтительным швейцаром за локоток, который, видя, что господин не в себе, раз уж собирается выйти на мороз в одном только мундире, позволил себе такую вольность.

Чуть позже, уже облачённый в подбитую мехом шинель, шагая по улице куда глаза глядят, Борис Константинович начал приходить в себя. Мысли всё ещё сумбурные, мятущиеся, перемежающиеся с ужасом от этого холодного взгляда, от понимания…

— Дьявол! — в голос ругнулся чиновник, и, взмахом руки подозвав извозчика, уселся в пролетку, накинув на себя тяжёлую медвежью полость.

— Так это… куда изволите, Ваше Высокоблагородие? — осторожно осведомился извозчик после нескольких минут ожидания.

— А⁈ — вскинулся Борис Константинович, мыслями пребывающий где-то очень далеко, — А, да… к Палкину! Гони!

Тронув вожжами рысака, начавшего неспешно перебирать копытами, извозчик, видя, что барин не в себе, поинтересовался опасливо:

— Так в Старопалкин или Новопалкин, ВашСиясь?

— В новый, — рассеянно ответил Борис Константинович, погружаясь в мрачные раздумья.

Доехав до ресторана, расположившегося на углу Невского и Литейного, чиновник, не глядя, выгреб из кармана какую-то мелочь и кинул извозчику, рассыпавшемуся в благодарностях. Мельком взглянув на оконный витраж, составленный из сцен «Собора Парижской Богоматери» Гюго, он, тяжело опираясь на трость, вошёл, не взглянув на услужливого швейцара, распахнувшего перед ним тяжёлые двери.

— Рады приветствовать вас, Борис Константинович, — с толикой фамильярности поприветствовал постоянного клиента подскочивший метрдотель, зажурчав словами, обволакивающими подсознание, дарящими покой и аппетитное предвкушение.

От предложенного кабинета чиновник несколько поспешно отказался, не то чтобы всерьёз опасаясь там увидеть там своего недавнего собеседника… но право слово, все эти тени по углам, ожидание…

К чему? Он уж здесь как-нибудь, среди людей…

… на свету.

Ел он жадно, много, а более всего — пил. С каждой рюмкой по чуть, по шажочку, отходит назад липкий страх, прежде не рассуждающий, какой-то инфернальный, и на смену ему пришло озлобление.

Пока ещё опасливое, с оглядкой, но вихрь эмоций начал раскручиваться в душе Бориса Константиновича, грозясь породить бурю!

— Всё одно к одному, — негромко, не забывая оглядываться и замолкать, если официанты проходят слишком близко, — одно к одному…

Сейчас вся эта невероятная удача, перевод из его захолустья в Петербург выглядит совершенно иначе! Сам ведь хлопотал, сам! Но…

— Кто бы это… — но список недоброжелателей, способных на такое, отнюдь не мал! Да что говорить, активен Борис Константинович, и место своё хотя и знает, но оценивает его повыше, чем хотелось бы окружающим!

— Шустовского принеси-ка, голубчик, — отвлёкшись от мыслей, велел он официанту, — да к нему сообрази что-нибудь!

— А может, и нет… — рассеянно проговорил он, когда официант отошёл, — может, здешние, петербургские щуки выжидают именно что карасиков, заплывших в их пруд? Может…

Закусив губу, он снова принялся перебирать список лиц, которым он переходил или мог перейти дорогу, да их покровителей, и получается длинно, но…