Читаем Старые сказания полностью

Знамо точно не вернутся назад.

Но шло тысячелетие не быстро, пущай в лени,

Преисподня больше относится к тени,

Ведь в преисподне смерть царствие ведет

И тьма кругом секунды льет.

Ведь это олицетворяет страх,

Не ангельских это крыльев размах.

Что же такое, новый ангел падший?

За мир новый, третий не знавший, не знавший!


Ангел: Бес, тебе меня не понять,

Зачем мне сюда с тоской шагать?

Место раздумий лишь для нас,

Для умерших моментом час.


Бес: Ты ли Ангел усох?

Чем рай сегодня плох?

Там раздумья, ты только знай-

Для поэтов просто рай.

В аду тоже есть поэты,

Но им там не до того света,

Раздумья и преисподня, красота!


Ангел: Причем здесь эта тьма?

Желаю, значит, желаю!


Бес: Вот здесь-то тебя понимаю.

Но чарует меня смех,

Желаю от Ангела слышать грех.


Ангел: Желаю, да, желаю и суть.


Бес: Аль не желаешь с пути свернуть?


Ангел: Ты бес, не тебе

Задавать вопросы мне!


Бес: Да уж… Извинить… Интересно,

Не Вы ли заняли рядом со мной место?

Я долго буду еще смеяться,

Во тьме веками удивляться.


Ангел: Что? Бес, а и впрямь,

Подчеркни-ка свою дань.

Ты то чего не в том миру?

Или к примеру, там, в аду.


Бес: Ладно, Ангел, посмеялись и хватит!

Надо было, было дело значит.


Ангел: Да уж изволь-ка ответить,

Ведь твой интерес только и метит.


Бес: Мой интерес, старая привычка,

Мешает быть та отмычка.


Ангел: Ха-ха, Бес я над тобой смеюсь.


Бес: Смейся! Я не злюсь.


Ангел: Молчать не хочется,

А все не так ворочается.


Бес: Что верь – не верь,

А что же делать теперь?


Ангел: Печалюсь я, вижу и ты печалишься,

Над чем ты, Бес, маешься?


Бес: Смотри-ка, каждый из нас понимает,

Что порой только горе людей объединяет.


Ангел: Скажу не точно и не верно,

Быть может тоже, наверно.


Бес: Ха, Ангел, а от чего?


Ангел: У каждого своя дверь, свое окно.

Как не учи ослу уму,

Все ж идет к одному.


Бес: Ба, я б такого не смог!

Да хорошо, не видит Бог!

Он бы сразу подытожил,

Дьявол похлопал бы в ладоши,

Да не видит нас никто,

Скажи, Ангел, что же это, что?


Ангел: А ничего, Бес,

Пропал к людям интерес,

За тысячи лет, и лет, и лет,

Воевал я с вами за белый свет.

И все хорошо было дело,

Пока не появились Адам и Ева.

Люди, люди, люди…

Классы, князья, судьи.


Бес: Запах черной мессы,

Не желаешь ли ты к бесу?


Ангел: Я Ангел, и за много лет

Устал, тосклив мне белый свет,

Белая сторона не воодушевляет,

Темная к себе привлекает.

И нет во мне хороших мыслей,

Я анархист, нет смысла.

Пока люди друг друга бьют,

Еще тысяча лет и помрут.

Не мое это, не мое,

Другое мира окно,

Нет любви и к народу,

Нет мечты, ищу свободу.


Бес: Ангел, ты не поверишь!

Смехом своим стены залелеешь,

Плюнешь в мое лицо,

Но есть одно, есть Оно…

После свержения с неба,

Я проснулся, нашел я хлеба,

Нашел вина и кровь приятна,

Тут и дьявол, все понятно.

Но что-то я начал понимать,

Надоело души грешные убивать,

Хочется такое сотворить,

Подарить то слово и это слово – «Жить».

Чертила крикнет мне: «Позор».


Ангел: Давай закончим наш разговор!

Чую нам надо разойтись

И пусть как оно там, вернись.


Бес: Позор, скажет, позор!


Даже тот падший козел.

Порвут меня на части,

Несчастный скажут, несчастный.

Моей маске тысяча лет,

Мне интересен белый свет.


Ангел: У каждого своя дорога,

Да мы с тобою у порога,

Время придет, расставит по местам,

Но оно не предназначено нам.


Бес: Вечность – сокровенная идиллия,

Воодушевляет на самонасилие,

Моим чувствам одним лишь бредит,

Что мне, черту, рай не светит.

А тебе, милый Ангелок,

Легко сожрать пирожок.

Там, в аду, никто появления и не заметит,

Вот только так ответят.

Заходи, заходи, не стесняйся,

Ты уж тут располагайся…

Давно тебя тут не видали,

А ты молчи о той морали.

Ой, песни то запоют,

Про рай то, ой засмеют.


Ангел: Судьба-то судьбою,

Как тут быть? Идти горою.


Бес: Слушай, вспомни книгописание

О сверхсовершенстве, его созидании.

Я тебе дам сабли, вилы,

А ты мне дай свои крылья

И мы поменяемся ролями,

И поймем тут все сами.


Ангел: Бери, душегуб, забирай!

Да мне свои почести отдай.


Бес: Ой, крылья к спине прирастают.


Ангел: Ой, орудия твои прижигают.


Бес: Ой, светлые мысли одолевают.


Ангел: Ой, ненависть в глазах проплывает.


Бес: Ой, запах какой чистый.


Ангел: Ой, ползти хочется быстро.


Бес: Вот мы с тобой поменялись,

Пора идти, еще не попрощались,

Бес всегда найдет свою дорогу.


Ангел: Ангелу откроются пороги,

Когда он этого захочет сам

И увидеть путь к закрытым глазам.


Бес: Рад был нашей встрече,

Жизнь мне станет легче!


Ангел: Коль добр, поймешь созидание,

Все пора, до свидания!

Дом общего горя


Старый буржуй: Где я? Что со мной? О, моя голова…


Молодой отрок: Здравствуйте! Как дела?


Старый буржуй: Кто это там? Ногу свело. Уй.


Молодой отрок: Рад представиться, дворовый. Не узнаете, буржуй?


Старый буржуй: Что это еще за разговоры?


Молодой отрок: Эх, у Вас и позоры…

Буянили с купцом в коровнике

И очутились в клоповнике.


Старый буржуй: Темная комната. Ты где?


Молодой отрок: Да нас тут много везде.


Старый буржуй: Сгинь нечистая, злой покровитель.


Молодой отрок: Разуй глаза, здесь вытрезвитель.


Старый буржуй: Ах, вот ты где, ну ты дал,

Как ты меня напугал.

Что это? Везде кровь…

Сюртук запачкан и здесь, и вновь.

Какой еще был тут вредитель?


Молодой отрок: А ведь не зря попадают в отрезвитель.


Старый буржуй: Какой же позор, позор!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное