Здесь стоит вспомнить, что Питер в те годы буквально бурлил от всяких музыкально-артистических и художественно-театральных экспериментов. Явно чувствовался подъем нового революционного искусства, не глядя на Гражданскую войну. В это время тяжело заболевает сестра Стронгиллы, и Шеббет Иртлач, глава семейства, обращается к властям с просьбой выдать разрешение на выезд в Турцию для лечения дочери. В1922-ом году разрешение было получено. Семья Иртлач уезжает на родину — но без Строгиллы. Она остается в Ленинграде.
В автобиографии, написанной вполне в духе тогдашних требований, Стронгилла Иртлач так объясняла свой разрыв с семьей: «категорически отказалась поехать, мотивируя свое решение тем, что я родилась, училась в СССР, являюсь совершенно русским человеком и дальше собираюсь учиться в СССР. Таким образом, я осталась в Ленинграде». И далее: «У меня произошел разрыв с семьей. После получения ряда писем оскорбительного характера по поводу того, что я избрала якобы позорную профессию артистки, я прекратила всякую связь и с 1933 года ничего о судьбе моих родственников не знаю». В 1924-ом году после нескольких лет работы в самодеятельности Стронгилла поступает учиться в профессиональную театральную студию «Ваятели масок». Год спустя студия объединяется с Первым государственным художественным политехникумом, и 19 июня 1928-го года выпускница драматического отделения техникума Стронгилла Иртлач получает диплом и квалификацию артистки драмы. Поработав некоторое время в разных ленинградских драматических театрах, она по конкурсу поступает в Театр юного зрителя под руководством его основателя Александра Брянцева. В Ленинградском ТЮЗе Стронгилла Иртлач прослужила актрисой больше тридцати лет.
В середине 1920-х годов, еще во время учебы в театральном училище, Стронгилла Иртлач услышала выступление цыганского хора и навсегда увлеклась цыганской песней и романсом. Как-то будущая актриса спела в шумной компании таких же молодых талантливых литераторов, среди которых были Николай Тихонов, Борис Лавренев, Ольга Берггольц. Они посоветовали ей серьезно заняться пением. А когда её услышал знаменитый цыганский дирижер, гитарист и композитор Петр Истомин, он отвел Стронгиллу в цыганский хор Шишкина и Полякова. Здесь Иртлач получила новое имя — в цыганской манере. «Стронгилла» сократили до игривого «Гиля». Долго петь в знаменитом в то время коллективе Гиле не пришлось: учеба в театральном училище была важнее. Но похожая на цыганку турчанка Стронгилла Иртлач не бросает свое увлечение и поет иногда в кругу друзей.
В 1935-ом году, уже играя на сцене Ленинградского театра юного зрителя, Стронгилла Иртлач близко познакомилась со знаменитой, непревзойденной исполнительницей цыганских песен и старинных романсов Еленой Егоровной Шишкиной. Иртлач до конца жизни считала ее своей наставницей. Знаменитая цыганка-певица не умела ни писать, ни читать. Ноты она, естественно, тоже не знала — как, впрочем, и Стронгилла Иртлач. Но в творчестве Шишкиной ярко сфокусировалась высочайшая культура исполнения цыганских народных песен, русских песен в цыганской аранжировке и лучших образцов бытового романса нескольких поколений петербургских хоровых цыган. Это искусство Гиля переняла от Шишковой и очень хорошо уловила. Она даже изобрела свой способ записи не только мелодических и ритмических рисунков, но и игры аккомпаниатора-гитариста. Но по большей части она снимала манеру пения и интонирования прямо с голоса.
У Елены Егоровны Шишкиной Гиля Иртлач заимствовала и полузабытый цыганский репертуар. В него входили такие цыганские «шлягеры», как «Рас-пошёл», «Акадяка», «Верная-манерная», «Ехали цыгане», «Ванёнок» и др. Исполняла и русские старинные романсы («Гори, гори, моя звезда», «Ах, да не вечерняя да зоря», «Не уезжай, ты мой голубчик», «Я ехала домой») и песни современных композиторов, например, «Темную ночь» М. Блантера. Причем пела она в старо-цыганской манере, последними блистательными представительницами которой в России были настоящие цыганки — Варя Панина и Настя Полякова. Шишкина, слушая пение своей ученицы, иногда говорила: «Ну, Гиля, ты сегодня поешь, как из-под телеги!» Знакомые знали, что это была высочайшая похвала. А Брянцев, директор Театра, у которого служила Стронгилла Иртлач, с гордостью называл ее «наша тюзовская академическая цыганка».