Старый английский барон

— Мы прибыли от лорда Грэма и лорда Клиффорда и привезли барону Фиц-Оуэну важные послания.

Освальд последовал за гонцами в замок. Слуга доложил о прибытии нарочных барону, и тот велел проводить их к нему в гостиную. Слуга лорда Клиффорда вручил барону послание своего господина, как и слуга лорда Грэма, и оба сказали, что им велено дождаться ответа их милости. Барон распорядился накормить гонцов. Как только они вышли, он вскрыл письма, прочел с сильным волнением и, прижав руку к сердцу, вскричал:

— Мои подозрения оправдались! Удар нанесен и настиг виновного!

Едва он дочитал послание, как вошел Освальд.

— Вы как нельзя кстати, — сказал барон. — Прочтите это письмо вслух, чтобы мои дети узнали его содержание.

Священник с дрожью, прерывающимся голосом зачитал послание. Письмо повергло всех в изумление. Уильям, опустив глаза, не проронил ни слова. Сэр Роберт воскликнул:

— Разве возможно, чтобы дядя был виновен в таком деянии?

— Ты ведь слышишь, — произнес барон. — Он сознался!

— Но кому? — спросил сэр Роберт.

— Честь лорда Клиффорда вне подозрений, я не могу сомневаться в его словах, — ответил ему отец.

Сэр Роберт, подперев рукою лоб, погрузился в раздумья. Наконец, словно пробудившись, он промолвил:

— Милорд, тут, вне всякого сомнения, замешан Эдмунд. Разве вы не помните, как этот самый сэр Филип Харкли когда-то обещал ему свою дружбу? И вот Эдмунд исчезает, а вскоре сэр Филип вызывает дядюшку на поединок. Вы знаете, что произошло перед его отъездом, Эдмунд намекнул сэру Филипу на случившееся и подбил его на этот поступок. Вот его благодарность за все милости, оказанные ему нашей семьей, которой он всем обязан!

— Не горячись, мой сын! — сказал барон. — Не будем торопиться осуждать Эдмунда. Тут я вижу руку могущественнее человеческой. Мое предположение оказалось, к сожалению, верным: в роковых покоях он узнал об обстоятельствах смерти лорда Ловела и, возможно, получил приказание сообщить о них сэру Филипу Харкли, ближайшему другу усопшего. Тайна восточных покоев раскрыта, виновный изобличен. Но более ничья честь не запятнана. Небо вершит правосудие в положенный Им срок и ведомыми одному лишь Ему путями. Я и мои близкие ни в чем не виноваты, так будем же хранить молчание и молиться!

— Как же вы поступите? — осведомился сэр Роберт.

— Отправлюсь с гонцами, — ответил барон. — Я думаю, мне надлежит увидеться с вашим дядюшкой и выслушать его. Мои дети наследуют ему, и в их интересах я обязан точно знать, как он распорядится своим достоянием.

— Вы правы, милорд, — сказал сэр Роберт, — это касается всех нас. Мне остается только просить вашего дозволения сопровождать вас.

— Буду весьма рад, — произнес барон. — Должен лишь в свою очередь просить тебя держать себя в руках и прежде думать, а уж потом говорить. Дождись доказательств, перед тем как выносить суждение, и сперва прислушайся к доводам разума и лишь затем принимай какое бы то ни было решение. Вспомни прошлое, и ты убедишься, что у тебя есть причины не доверять себе. Предоставь всё мне и будь спокоен: я сумею оградить и твою, и свою честь.

— Милорд, я обещаю слушаться вас во всем и не мешкая начну собираться в дорогу.

С этими словами он удалился.

Едва он вышел, мистер Уильям нарушил молчание.

— Милорд, — сказал он, — если вы не против, я тоже прошу разрешения сопровождать вас.

— Хорошо, мой сын, если ты желаешь этого. Думаю, мне ясны твои побуждения, так же как и побуждения твоего брата, а твоя сдержанность послужит противовесом его горячности. Ты непременно поедешь с нами. Мой сын Уолтер будет в наше отсутствие опорою сестре, а также главой дома до нашего возвращения.

— Надеюсь, дорогой отец, вы не заставите себя долго ждать, — промолвила прекрасная Эмма. — Мне не найти покоя, пока вы не вернетесь домой.

— Мы вернемся, бесценная моя дочь, сразу же, как только уладим это неприятное дело.

Барон пожелал узнать, когда гонцов ждут обратно. Освальд воспользовался этим, чтобы удалиться, и, направившись к себе, прочел послание, в котором было написано: