— Предложение сэра Филипа разумно, как того и следовало ожидать. Трудно найти более подходящее место и более непредвзятых судей, так что, мне кажется, у лорда Ловела не должно быть возражений.
— Не должно? — воскликнул лорд Ловел. — Позволить, чтобы меня судили, как преступника, чтобы назначали судей решать, имею ли я право на собственное имение и титул? Я не подчинюсь такому правосудию!
— Стало быть, — сказал сэр Филип, — вы предпочитаете, чтобы вас судили по законам страны и в соответствии с ними вынесли вам приговор? Выбирайте, сэр: если вы отвергнете мое предложение, вас неизбежно предадут суду.
— Однако позвольте лорду Ловелу обдумать это предложение, — возразил лорд Клиффорд, — пусть он посоветуется с друзьями, а затем примет решение, полагаясь на их совет.
Тогда в разговор вступил барон Фиц-Оуэн и сказал:
— Я весьма удивлен тем, что услышал, и буду рад узнать, что сэр Филип расскажет о своем подопечном, чтобы я имел возможность судить, на что моему шурину следует уповать и чего бояться. Тогда я смогу дать ему совет или стать посредником, если в том возникнет необходимость.
— Справедливо, — согласился лорд Грэм, — в таком случае перейдем к делу. Сэр Филип, представьте нам своего подопечного и предъявите ваши доказательства.
Поклонившись, сэр Филип вышел и вернулся с Эдмундом; по пути он ободрил его и, войдя в комнату, представил барону Фиц-Оуэну, который строго спросил юношу:
— Эдмунд Туайфорд, ты наследник рода Ловел?
— Да, милорд, — ответил Эдмунд с земным поклоном. — И вы получите тому доказательства, но я по-прежнему остаюсь самым преданным и благодарным вашим слугою и почитателем ваших добродетелей.
Сэр Роберт поднялся, готовый покинуть комнату.
— Мой сын Роберт, останься, — велел барон. — Если это обман, тебе будет приятно разоблачить его, если же всё сказанное правда, тебе не закрыть глаза на очевидное, происходящее и тебя касается. Так слушай же молча, и пусть рассудок послужит тебе лучшим советчиком.
Поклонившись отцу и закусив губу, сэр Роберт отошел к окну. Уильям молча кивнул Эдмунду. Все не отрываясь смотрели на юношу, который стоял посреди спальни, опустив глаза долу, с выражением скромности и почтения к собравшимся, пока сэр Филип излагал основные обстоятельства его жизни, чудесную цепь событий, приведших к раскрытию тайны его рождения, происшествие в таинственных покоях, историю находок в роковой комнате, указывавших, что там похоронен лорд Ловел. В этом месте повествования барон Фиц-Оуэн прервал рыцаря:
— Где находится комната, о которой вы говорите? Мы с сыновьями осмотрели восточные покои после исчезновения Эдмунда, но не видели помещения, похожего на то, что вы описали.
— Милорд, — произнес Эдмунд, — дозвольте, я объясню. Дверь в комнату спрятана за одним из гобеленов, которыми завешаны стены покоев, и вы могли не заметить ее, однако у меня есть доказательство. — С этими словами он достал из-за пазухи ключ. — Если вы не сможете открыть комнату этим ключом, считайте меня обманщиком, а все мои слова — ложью. На этом доказательстве я основываю все свои притязания.
— А зачем ты забрал его? — спросил барон.
— Чтобы никто не вошел туда, — ответил Эдмунд. — Я поклялся, что никто не переступит порог комнаты до тех пор, пока я сам не открою ее этим ключом при свидетелях, специально для этого собравшихся.
— Продолжайте, сэр, — промолвил барон Фиц-Оуэн.
И сэр Филип пересказал беседу между Эдмундом и Марджери Туайфорд, названой матерью юноши. Барон был крайне удивлен.
— Неужели это правда? Как это всё странно! Бедное дитя! — воскликнул он.
Слезы на глазах Эдмунда подтверждали правдивость слов рыцаря. Охваченный волнением, он закрыл лицо руками, а затем, молитвенно сложив их, воздел к небесам, в то время как лорд Ловел застонал, находясь, казалось, в величайшем смятении.
Завершая свою речь, сэр Филип обратился к барону Фиц-Оуэну:
— Милорд, во время разговора Эдмунда с его приемной матерью присутствовало еще одно лицо, которое может дать показания обо всем, что там произошло. Возможно, ваша милость догадывается, кто это.
— Это отец Освальд, — ответил барон. — Я помню, он сопровождал Эдмунда по его просьбе. Пусть его позовут.
Послали за отцом Освальдом, и тот незамедлительно явился. Барон пожелал услышать, что священник может поведать о разговоре Эдмунда с Марджери.
— Поскольку меня сейчас вызвали именно как свидетеля, чтобы я сообщил о том, что мне известно об этом молодом человеке, — начал Освальд, — я открою вам всё не таясь и невзирая на лица. Клянусь уставом моего святейшего ордена, что расскажу одну лишь правду.
И он подробно и по порядку изложил всё, как было, упомянув и о вещах, снятых с младенца и его матери.
— Где они, можно ли их увидеть? — осведомился лорд Клиффорд.
— Они со мною, милорд, — ответил Эдмунд. — Я храню их как величайшее сокровище.
И он предъявил названные предметы всем собравшимся.
— Непохоже на обман или сговор, — промолвил лорд Грэм. — Но если у кого-то возникли сомнения, пусть скажет.