Старый газетчик пишет...

Мисс Мэри смирилась с дождем, ставшим еще монотоннее, но ничуть не слабее, забросила письма и читала какую-то интересную для нее книгу. Это был «Государь» Макиавелли.[60] «Что, если дождь зарядит дня на три или четыре?» — спрашивал я себя. С такими запасами Сименона я мог продержаться около месяца, особенно если отвлекаться от чтения и размышлять о чем-нибудь после каждой книги, страницы или главы. Захваченный непрерывным дождем, я мог думать и между параграфами — не о Сименоне, а о разных других вещах — и полагал, что легко и с пользой протяну целый месяц, даже если кончится все спиртное и мне придется пользоваться нюхательным табаком Арапа Маины или перепробовать всевозможные отвары из лекарственных деревьев и растений, которые нам довелось узнать.

— Это компания грубых шутников, — сказала мисс Мэри. — Вы с С.Д. шутите очень грубо, и Старик не отстает. Я тоже шучу грубовато. Но не так, как вы.

— Некоторые шутки хороши лишь в Африке, потому что за ее пределами люди не могут представить себе ни этой страны, ни ее животных. Это мир животных, а среди них есть хищники. Люди, не встречавшие хищников, не понимают, о чем идет речь. Равно как и те, кому не приходилось убивать, чтобы добыть себе пищу. И они не знакомы с племенами и не знают, что для них естественно и обычно. Я выражаюсь очень туманно, малышка, но я постараюсь и напишу об этом так, чтобы все стало понятно. Правда, придется слишком многое объяснять из того, что людям трудно себе даже представить.

— Я знаю, — сказала Мэри. — Лгуны тоже пишут книги, а как ты можешь тягаться с лгуном? Как соперничать с тем, кто пишет, как охотился и убил льва, которого привезли в лагерь в грузовике, и неожиданно лев ожил? Как доказать правду человеку, который утверждает, что Большая Руаха[61] кишит крокодилами? Но тебе это ни к чему.

— Нет, — сказал я. — Я и не собираюсь. Но не надо винить вралей. Ведь что такое на самом деле писатель, если не прирожденный враль, который все выдумывает, исходя из собственных или чужих знаний? Я писатель, а значит, и я лгун и выдумываю, основываясь на том, что знаю сам или слышал. Я враль.

— Но ты не стал бы врать С.Д., или Старику, или мне, что выкинул лев, леопард или буйвол.

— Нет. Но это в узком кругу. Человек, который пишет роман или рассказ, — выдумщик ipso facto.[62] Он создает правду, и это его единственное оправдание, поскольку вымысел его кажется правдоподобнее, чем все, что произошло на самом деле. Именно так можно отличить хорошего писателя от плохого. Однако если он пишет от первого лица и объявляет это художественным произведением, то критики попытаются доказать, что ничего подобного с ним не происходило. Это так же глупо, как утверждать, что Дефо никогда не был Робинзоном Крузо, а следовательно, и книга никуда не годится. Прости меня за лекцию. Но в дождливый день мы можем это себе позволить…

— Совсем недавно ты сказал, что все писатели чокнутые, а теперь называешь их лгунами.

— Неужели я назвал их чокнутыми?

— Да. Вы с С.Д. говорили именно так.

— Старик был при этом?

— Да. Он сказал, что все инспектора по охране животных — чокнутые и с ними вместе все белые охотники, а белые охотники свихнулись из-за инспекторов, писателей и автомобилей.

— Старик всегда прав.

— Он советовал мне не обращать внимания на вас с С.Д., потому что вы оба с приветом.

— Так оно и есть, — сказал я. — Но никому об этом не говори.

— Ты правда считаешь всех писателей чокнутыми?

— Только хороших.

— Но ты рассердился, когда этот человек написал книгу о том, какой ты ненормальный?

— Да. Потому что он мало что знал обо мне и ничего не смыслил в писательстве.

— Ужасно сложно, — сказала мисс Мэри.

— А я и не стараюсь объяснять. Я попробую написать что-нибудь и показать тебе, как это получается.

— Старику всегда хотелось это понять. Он сказал, что ты есть и всегда был с приветом, и все же он полностью верит тебе, и я тоже должна верить. Иной раз мне делается грустно. Но я не унываю, и мне нравится наша жизнь. Можно я приготовлю тебе выпить? Ты читай. Совсем не обязательно разговаривать со мной.

— А тебе хочется читать?

— Да. Я не прочь. И мы оба выпьем и будем слушать дождь.

— Когда он кончится, мы прекрасно проведем время.

— Мы и сейчас прекрасно его проводим, и меня только беспокоит, что все звери вымокнут.