Старый корабль

Здоровье Цзяньсу быстро пошло на лад, сознание прояснилось. Он велел тем, кто находился возле него, ни в коем случае не рассказывать о его болезни, и все согласились. Ханьчжан готовила ему вкусную еду, и он много ел. Но по-прежнему ощущал слабость в теле, ноги подкашивались. На другой день вопреки уговорам домашних вышел на улицу. На перекрёстке собралась большая толпа зевак, которые что-то читали. Подойдя поближе, он увидел объявление Чжао Додо об увеличении капитала для расширения фабрики. Объявление было написано кистью образцовым почерком кайшу, и с одного взгляда можно было распознать руку Длинношеего У. В объявлении говорилось, что для акций свыше тысячи юаней прибыль распределяется соответственно номиналу; меньше тысячи — после погашения более высоких процентов в конце года; могут быть также взносы нескольких человек на паях… «Лихо действует „Крутой“ Додо», — подумал Цзяньсу. Без колебаний он помчался домой и большими жирными иероглифами написал несколько объявлений, в которых заявил, что тоже хочет стать акционером фабрики, и обозначил условия, более щедрые, чем у Додо, чтобы привлечь больше вкладчиков. Кто-то начал обсуждать его объявление, сказав, что в семье Суй наконец нашёлся кто-то, кто высунул голову. Другой в ответ рассмеялся: «И зачем высунул? Чтобы под нож попасть?» — Стоящий в толпе Цзяньсу внимал этим словам очень серьезно…

Минул ещё один день, никто не внёс ничего ни той, ни другой стороне. Цзяньсу то и дело взволнованно выходил на улицу. Баопу уговаривал его сходить к Го Юню поблагодарить за лечение, купил для него немного сластей. Цзяньсу ожидал этого визита с волнением, ему очень хотелось привлечь старика на свою сторону.

Во двор к нему он заходил очень редко — было неудобно входить из-за царившей там необычной тишины. Го Юнь приветствовал его сидя и без препирательств принял подношение. Спросил, как идёт излечение, но поглощённый своими мыслями Цзяньсу лишь отговорился. Потом Го Юнь и вовсе замолчал, лишь попивал чай. Подождав немного, Цзяньсу наконец завёл разговор о своём намерении взяться за подряд на фабрику. Старик никак это не прокомментировал, а лишь слушал.

— Чжао Додо хорошо устроился, — начал Цзяньсу, — в самом начале подряда народ в городке ещё не разбирался, что это такое, и, похоже, так и не проснулся. В мире всё меняется, а никто ничего не понимает. Чжао Додо этим воспользовался и получил фабрику почти даром. На поверхности пользу извлекает один он, на самом же деле за ним стоит большая группа, которая самоуправствует в Валичжэне. Обид я натерпелся достаточно, давно подумываю о том, чтобы начать борьбу и вымести всю эту братию. В душе я, конечно, не могу быть уверен. Но хочу, чтобы народ в городке понял: род Суй ещё не весь повымер, есть ещё люди…

Го Юнь прихлёбывал чай и тщательно поправлял завязки обмоток на ногах. Взглянув на Цзяньсу, он вздохнул. Тот не сводил с него вопросительного взгляда.

Го Юнь опустил взгляд на каменный столик:

— Трудно понять дела мирские, в двух словах и не скажешь. Моё поколение считало, что «понёс убыток — счастье», что «терпение несёт мир», нынче же, видать, не совсем так. Худым людям выпадает удача за удачей — это уже в порядке вещей. Однако «тот, кто завоюет симпатии народа, обретёт всю поднебесную», и это непреложная истина. Люди в городке много раз возвращались к одному и тому же. Кто-то малодушничает, кто-то ленится, теперь пока что все опираются на реальную силу, но в долгосрочной перспективе будут доверять людям порядочным и трудолюбивым. Одним из таких можно считать Баопу. У тебя же характер отважный и беспокойный, пойти в наступление для тебя не составит труда, а вот сколько ты продержишься — вопрос. А у жителей городка представления иные…

Здесь Го Юнь поднял голову и посмотрел на Цзяньсу. Тот вспыхнул, уголки губ затряслись:

— Почтенный Го Юнь! Мой старший брат человек хороший, ему можно доверять — я тоже так считаю. Сердцем он за всех жителей городка. Но он год за годом просиживает на этой старой мельничке! Разве так должны поступать члены семьи Суй?

Го Юнь покачал головой и протяжно вздохнул:

— Да, в этом его беда… — После этих слов старик больше не пожелал открывать рот. Цзяньсу ничего не оставалось, как только распрощаться. С тяжёлым сердцем он вышел на улицу.

Всю ночь он обдумывал сказанное Го Юнем, не в силах заснуть.