— Фабрика попала в руки Чжао Додо — всё на его стороне: и время, и обстановка, и поддержка… Но я хочу начать сызнова! Старые и малые, те, кто мне доверяет, делайте свои вклады! Если не будет получаться вернуть деньги всем, продам дом, землю, жену…
— У тебя и жены-то нет! — громко хохотнул кто-то.
— Ещё будет! — парировал Цзяньсу. — Люди добрые, члены семьи Суй слово держат…
Сидевшие в президиуме Лу Цзиньдянь и Цзоу Юйцюань вскочили, не сводя глаза с Суй Цзяньсу, а когда он закончил, уселись обратно. Народ снова оживился. Потом гомон стал вдруг стихать, все подняли головы и увидели Четвёртого Барина, который незаметно появился перед помостом со своим посохом. Он стоял там, молча поглядывая по сторонам и сверкая глазами. Потом ударил посохом о землю и крикнул:
— Чжао Додо!
Чжао Додо, согнувшись в поясе, суетливо откликнулся и подбежал.
Четвёртый Барин неторопливо откинул полу одежды, достал из пояса красный свёрток и передал Чжао Додо со словами:
— Ты за жизнь много дров нарубил, а нынче, считай, доброе дело сотворил, основал компанию. Тут двести юаней. Четвёртый Барин человек небогатый — вкладываюсь исключительно из тёплых чувств. Давай сразу пересчитай!
Чжао Додо почтительно принял свёрток обеими руками:
— Да не надо, зачем пересчитывать…
— Здесь же пересчитай! — строго прикрикнул Четвёртый Барин…
Когда все разошлись, было уже за полночь. Члены семьи Суй уходили последними. Цзяньсу, сидевший на холодном как лёд позеленевшем камне, сначала не хотел вставать, но Суй Бучжао с Баопу подняли его, и все трое побрели домой. От места, где стоял старый храм, до двора семьи Суй было недалеко, но они преодолели это расстояние с большим трудом и молча.
Баопу с дядюшкой довели Цзяньсу до его каморки, велели Ханьчжан приготовить ему поесть и накормить. Немного посидели и ушли. Сидя рядом с Цзяньсу за столом и глядя на него, Ханьчжан проговорила:
— Ложись-ка ты спать, второй брат.
— Ты была на собрании, Ханьчжан?
— Нет, — покачала головой она. — Испугалась, что народу будет много…
— Значит, ты не знаешь, что там… происходило… — пробормотал он, будто говоря сам с собой.
— Знаю, — пробурчала Ханьчжан. — Я обо всём могла догадаться, второй брат. Ложись спать… Ты слишком устал.
Несколько дней подряд Цзяньсу не выходил из дома. Он словно чего-то ждал. За эти дни вложения в предприятия обсуждали лишь в двух домах — Суй и Ли. Собранная сумма не превышала нескольких сотен юаней, скорее это было самоутешение, а не инвестиции. Говорили, что Чжао Додо за эти несколько дней уже собрал в городке и за его пределами несколько десятков тысяч юаней, а ещё утверждали, что он ведёт переговоры с банком о предоставлении кредита — это открыло глаза Цзяньсу, который решил тоже взять взаймы определённую сумму, поднапрячься! Он пошёл в банк, и там ему объяснили порядок предоставления кредита. Сходил и к Луань Чуньцзи, который предложил прийти после того, как будет оформлен комплект документов на частное предприятие. Испугавшись, что всё это обернётся напрасной тратой денег и обиванием порогов, Цзяньсу решил подать заявку на кредит под «Балийский универмаг». Ли Юймин согласился помочь, кроме него он заходил ещё и к Лу Цзиньдяню и Цзоу Юйцюаню. В итоге банк согласился выдать кредит, но лишь на сумму пять тысяч юаней. Цзяньсу остался крайне разочарован. Как раз в это время дошли новости, что Чжао Додо получил кредит в двести тысяч. Цзяньсу поинтересовался в банке, почему такая большая разница. Управляющий банком ответил, что Чжао Додо известен во всём уезде как «промышленник». И что у него есть указания руководства давать таким людям основные гарантии и предоставлять беспроцентный кредит или кредит по низкой ставке. Услышав это, Цзяньсу, ни слова не говоря, ушёл.
Ночью он стоял у решётки с коровьим горохом и долго смотрел на увядшие листья. Неожиданно перед глазами мелькнул силуэт той девушки, что срезала колючки. Задрожав всем телом, он вытянул руки и обхватил грудь… В окне старшего брата виднелся его силуэт, Цзяньсу вошёл к нему и остолбенел: Баопу что-то считал на больших красных счетах!
— Что ты делаешь? — вопросил Цзяньсу.
— Свожу счета по фабрике, — спокойно ответил брат.
Цзяньсу плюхнулся на кан, переводя дыхание:
— Слишком поздно ты этим занялся!
— Слишком поздно, верно, — кивнул брат. — Но в любом случае подсчитать надо!
Помолчав, Цзяньсу сказал:
— Я давно уже всё подсчитал и говорил тебе.
— Мне нужно посчитать самому, — проговорил Баопу, щёлкая костяшками. — Да и считаю я по сравнению с тобой подробнее и больше. То, что мы подсчитаем, далеко не всё… Придётся ещё немало потрудиться.
Недоумённо глядя на счёты, Цзяньсу снова поднялся и стал ходить по комнате. Вынул из ящика стола «Манифест коммунистической партии», полистал и положил обратно. Дождался, когда брат сделает паузу в расчётах, и рассказал сон, приснившийся за пару дней до собрания. О бескрайнем береге реки синего цвета, о том, что синей казалась каждая песчинка. О прибежавшем гнедом, красном, как солнце. О том, как он вскочил на него и умчался прочь… А потом проговорил:
— Уеду я из Валичжэня, брат.