Старый корабль

Баопу всё так же ходил на старую мельничку. А всё оставшееся время занимался подсчётами. В ушах по-прежнему звучали слова младшего брата: «Слишком поздно ты взялся за это дело». Он часто приходил к нему, чтобы заставить принять лекарство. Впервые за много лет Цзяньсу беззаботно валялся на кане. Через каждые несколько дней его навещал Го Юнь, принёс «Вопросы к небу»[63] на байхуа[64]. Над этой книгой Цзяньсу и коротал время… Чаще стал появляться во дворе дома семьи и Суй Бучжао. Старик заходил к Цзяньсу, а также к Баопу. Он посмеялся над подсчётами Баопу, сказав, что это глупейшее занятие в мире, люди занимаются подсчётами, чтобы прослыть умными, считают-считают — а все такие же глупые. Баопу знал, как умер отец, и после этого всегда избегал подсчётов. Но из-за общего собрания по подряду всё же взялся за это. Однажды в сумерках донеслась мелодия флейты Бо Сы. Суй Бучжао прислушался и воскликнул, обращаясь к Баопу:

— Флейта по-другому запела!

Баопу слушал, затаив дыхание. К его изумлению, флейта действительно пела не так, как все эти десятилетия. Раньше это был голос человека язвительного, отрешённого и печального, но теперь его охватила нескрываемая, будто тайком перехваченная радость. Флейта звучала извечной музыкой валичжэньских холостяков, а сейчас, когда она запела по-другому, к этому было не привыкнуть.

«Пойду гляну», — решил Суй Бучжао и ушёл.

Баопу расхотелось что-то делать. Сердце взволнованно билось, он беспокойно ходил туда-сюда по дому, не понимая, в чём дело. Отдыхать лёг лишь глубокой ночью, когда звуки флейты стихли. Но сон не шёл. Он еле дотянул до рассвета, когда его окликнул через окно дядюшка Суй Бучжао, который сообщил:

— Сяо Куй за Бо Сы вышла!

В голове Баопу зазвенело, словно от удара кулаком. Он и сам не помнил, как выбежал во двор и, что-то бормоча на бегу, примчался прямо к переулку семьи Чжао. Он стучал в окно, пока в нём не показалась Сяо Куй, держа за руку Малыша Лэйлэй, и спросил, глядя в измождённое бледное лицо:

— Это правда?

— Правда, — донёсся ответ.

— Когда?

— Несколько дней назад, когда все в городке были на общем собрании.

— A-а, а-а… Сяо Куй! Хоть бы весточку какую дала! Подождала бы меня! — крикнул Баопу, обхватив голову.

Сяо Куй закусила губу и покачала головой:

— Я ждала тебя не один десяток лет. В тот день я глянула в зеркало и увидела множество седых волос. И заплакала. Заплакало и моё внутреннее «я», и мы сказали друг другу: «Больше не ждём, больше не ждём»…

Баопу горестно опустился на колени, бормоча:

— Но… есть Малыш Лэйлэй! Верни мне его, это мой ребёнок.

— Нет, — отрезала Сяо Куй. — Он ребёнок Чжаолу.

Перед глазами Баопу снова пронеслась та грозовая ночь.

Он поднёс кулаки к стеклу и медленно опустил. Потом встал и ушёл не обернувшись.

В каморке его поджидал Цзяньсу. Войдя, Баопу молча постоял и притянул брата за исхудалое плечо. Цзяньсу ощутил, как сильно дрожит большая рука. Ни слова не говоря, Баопу погладил его по волосам.

— Только что дядюшка приходил, — проговорил Цзяньсу, глядя ему в глаза. — Тебя не было, и он опять ушёл…

— Он ушёл, она ушла, — кивнул Баопу. — Совсем, теперь нас ничто не связывает. Они оба ушли — ты ведь тоже собираешься уйти, в город отправиться? Эх, семья Суй, семья Суй! И вы, члены её…

Цзяньсу как мог утешал его, предлагал отдохнуть, сказал, что завтра пойдёт присмотреть за старой мельничкой. Баопу крепко стиснул его руку, умоляя:

— Нет, не уходи от меня, не уходи этой ночью! Послушай, что я скажу, у меня столько всего для тебя накопилось, просто умираю. Сяо Куй ушла, ты тоже собрался уйти — кто меня выслушает? Старой мельничке всё рассказывать? Или этой комнатушке? Эх, Цзяньсу! Не стой, что ты с меня глаз не сводишь, присядь, садись вон на кан…

Встревоженный Цзяньсу сел. Он впервые видел старшего брата таким, душу охватила жалость. Хотелось утешить его, но он не знал, что сказать. Сяо Куй вышла замуж, она всегда была чьей-то ещё. Баопу очень любил эту женщину, это ясно. «Эх, Баопу, — сказал он про себя, — ты всё выносил, сидел у себя на мельничке, а сегодня, почитай, пришла расплата. Никто не в силах помочь тебе, ты, бедняга, тоже никуда не годишься».

Трясущимися руками Баопу свернул самокрутку, она получилась какой-то бесформенной. Цзяньсу протянул ему сигарету. Тот жадно закурил, затянулся пару раз и бросил.