Старый корабль

— У тебя ещё две жены, оказывается, паскуда! — уставился он на него и нанёс сильный удар в пах. Ревущий Осёл с посиневшими от боли губами стал кататься по земле. Чжао Додо поднял его, но, как только тот встал, на помост выскочила мать умершего батрака. Увидев, что дело принимает серьёзный оборот, к ней подошёл Чжао Бин, чтобы поддержать и дать возможность высказать свои претензии. Она остановилась, хлопнула себя по коленям, выкрикнула: «Мой сын…» — и упала без сознания. К ней бросились, стали тормошить, массировать точку под носом. А в это время толпа окружила Ревущего Осла, смешались звуки ударов, ругань и крики. Через некоторое время старуха пришла в себя, толпа прекратила избиение и обратилась к ней:

— Бабушка, мы отомстили за тебя!

Старуха подползла к истекающему кровью Ревущему Ослу и, тряхнув седой головой, заявила:

— Ну, уж нет, я сама! Не нужно это делать за меня! — С этими словами она пригнулась к Ревущему Ослу и свирепо вцепилась в него зубами…

На третий день собрания на помост вывели оставшихся помещиков и зажиточных крестьян. Нажившие когда-то врагов были обречены. У Тыквы росла красавица-дочка, и Чжао Додо пару лет назад перебрался через стену, проник в женские покои, но наткнулся на хозяина дома. Тот его не поколотил, а изругал как следует и отпустил. И вот теперь Чжао Додо с винтовкой за спиной стоял перед ним, покачиваясь. В руках он держал прут, обмотанный сырой свиной кожей. Покачавшись ещё немного, он остановился и нанёс старику удар по лбу. Ахнув, тот свалился, но приподнялся на руках со ртом, полным земли. Чжао Додо наклонился, посмотрел и ударил ещё пару раз по затылку. С Тыквой было покончено.

Общие собрания продолжались, народ валами прибоя накатывал к старому храму. На четвёртый день вернулся партсекретарь рабочей группы Ван. Он прибыл в городок вместе с представителем выездного народного суда. От работы день и ночь и воспалившейся раны у секретаря Вана поднялся жар. Его доставили в городок на носилках. Хотели с полдороги отправить в санитарный отряд, но он ни за что не соглашался, упрямо указывая тощим пальцем в сторону Валичжэня. Когда они вошли в городок, собрание ещё шло, и Ван велел товарищу из выездного народного суда нести его на помост. Завидев секретаря Вана на носилках, все присутствовавшие на собрании тут же прекратили кричать. Секретарь Ван скомандовал послать за Бородачом Луанем, но кто-то сказал, что тот болен.

— Доставьте его всё равно, — настоял секретарь Ван. — Нужно, чтобы он присутствовал на собрании. — Он попросил поднять его из носилок и опёрся о старую створку двери.

Вскоре принесли на носилках Бородача Луаня, и все поразились, как за несколько дней изменился цвет его бороды. Представитель выездного народного суда затребовал протоколы общего собрания, написанные Чжао Бином и Длинношеим У. В них были полностью отражены все жалобы, целых три большие тетрадки. Судя по жалобам, если они соответствовали действительности, казнить следовало лишь пятерых из подвергшихся «классовой борьбе». А за эти несколько дней на собрании забили насмерть более десятка. Работник суда был потрясён и высказал собранию свою твёрдую и ясную позицию: это серьёзное нарушение политического курса высшего руководства, несоответствие юридическим нормам, за подобные бесконтрольные избиения и убийства кто-то должен нести ответственность. После его выступления внизу помоста стали выкрикивать лозунги, кричать: «Долой линию зажиточных крестьян!» и другие «долой». Секретарь Ван попросил поднять его. Он обвёл взглядом толпу, и народ понемногу притих. Говорил он слабым голосом, почти неслышно, но со знакомой местным жителям твёрдостью:

— …Если хотите свергать кого, свергайте меня. Меня уже вон рубанули, так что это будет нетрудно. Но пока я здесь, беспорядочных избиений и убийств не допущу. Тот, кто пользуется случаем, чтобы рассчитаться с кем-то, подрывает земельную реформу, и таких буду арестовывать в первую очередь! Есть обиды — высказывай, а если будете убивать, зачем тогда суд? Это не есть политика Восьмой армии…

Тело его качнулось, сбоку тут же подошли, чтобы поддержать. Среди собравшихся не было слышно ни звука…