Когда совсем рассвело, семья Суй в полном составе принялась за дело. На пустыре перед хижиной соорудили навес из тростниковых циновок. Под ним поставили ярко-красный квадратный стол и стулья, на столе появились чайники и чашки. Когда всё было приготовлено, день уже клонился к закату. Урождённая Ван, как договорились, в полном безмолвии привела пять или шесть незнакомых мужчин с сона и цинями[24], которые, ни слова не говоря, расселись за столом. Незнакомцы переглянулись и заиграли. Только тогда Ван вошла в хижину и снова уселась на самую большую циновку. Струнные инструменты звучали невыразимо прекрасно и трогательно. В Валичжэне были такие, кто сроду не слыхивал старинной музыки, хотя некоторые ещё смутно что-то помнили. Музыкантов окружило бесчисленное множество людей, и пришедшим к вечеру уже некуда было подступиться. Из производственного цеха сбежали почти все, за работниками явился «Крутой» Додо, но и он застрял там, очарованный музыкой. Желтоватым светом выделялись незнакомые лица исполнителей, они делали своё дело со страстью, выкладываясь до конца, нынче уже нет той чувственности. Музыканты не переглядывались, а будто застыли, причём один с совершенно дурацким выражением лица. Инструменты они в руках не зажимали, те словно и не звучали — звуки сами текли легко и свободно. Сидя на земле, люди внимали с закрытыми глазами и ощущали себя словно во сне, будто попав в царство небожителей, таинственное и непостижимое. Когда музыканты сделали перерыв, чтобы выпить воды, в толпе раздались глубокие вздохи. Некоторые тут же вспомнили, что нужно спросить, откуда взялись эти превосходные исполнители, и выяснили, что их привела урождённая Ван. Больше никто не удивлялся. Через некоторое время музыканты принялись играть вновь, все затаили дыхание и прикрыли глаза. И тут до их слуха донёсся резкий звук. Все тут же вопросительно открыли глаза. Музыка на время стихла.
Наконец заметили, что непонятно когда в толпу затесался Бо Сы и, обливаясь слезами, уселся на порожек старых ворот и вынул из рукава флейту. На него сердито закричали, стали прогонять, но он, не слушая никого, знай себе играл. Кто-то пнул его, а ему всё нипочём. Но когда подошёл охранник Эр Хуай с винтовкой на плече и сказал, что сломает ему флейту, он, прижав её к себе, стал валяться в пыли, а потом, улучив момент, убежал.
Музыка звучала до полуночи, головы людей покрыла холодная роса. Корпуса циней промокли, звук стал тише и потерял звонкость, словно всхлипывая. И тут с реки снова донёсся пронзительный голос флейты, от которого защемило сердце. Звук флейты в ночи не спутаешь ни с чем. Его магическая сила впервые в таком полном объёме проявилась перед жителями городка. Он походил и на пение женщины, и на всхлипывание мужчины, и в беспредельной радости проявлялась беспредельная печаль. Он дышал холодом осенней ночи, бесконечно меняя тональность с высокой на низкую, как стрелы в полёте. По какой причине и с какого времени Бо Сы понадобилось так бесконечно долго играть? Никто не знал. Только звуки флейты заставили людей погрузиться в воспоминания о прошлом, вспомнить о горестях и радостях, вспомнить Даху в детстве, когда он голозадым ловил рыбу на оросительном канале там, где в Цинлунхэ впадает маленькая речушка. В зарослях клещевины Даху тоже сделал себе маленькую зелёную флейту и дудел в неё. Однажды он забрался на абрикос, отломил прозрачную смолу и сунул в рот, думая, что это то же, что и засахаренные фрукты урождённой Ван. Пронзительно плачет флейта, под её звуки людям представился Даху, лежащий на желтозёме передовой в разодранной военной форме: бледный лоб, в уголках рта кровь. Печально вздыхая, сидевшие под навесом музыканты стали понемногу подниматься, будто стыдясь, что они хуже, и опускали инструменты. Как и все, они слышали звучащую вдалеке флейту. Через какое-то время флейта вдруг резко умолкла. Все расстроились и стали растерянно оглядываться по сторонам. В прозрачном ночном воздухе низко висели звёзды, всё тяжелее ложилась роса. Забегал Эр Хуай с винтовкой, наступая на сидящих, выставив руки и освобождая проход. Народ понял, в чём дело, почти одновременно выдохнув: «Четвёртый Барин».