Старый корабль

По освобождённому проходу неторопливо двигался мужчина лет шестидесяти. Блестящие чёрные глаза под широкими нависшими веками пару раз скользнули по сторонам, а потом обратились под ноги. Голова его была выбрита, а лицо выскоблено — ни волоска. Шея спереди была толстовата, кожа на лице — необычно влажная, с проступающим румянцем. Широкий в поясе живот выпячен вперёд, свободная тёмно-коричневая рубашка перехвачена кожаным ремнём. На лице застыло солидное выражение пожилого человека, длинные брови беспокойно подрагивали. Его добродушная физиономия и плотно сжатые уголки рта внушали спокойствие и уверенность. Рубашка ручной работы с тонкими стёжками сидела как влитая. У такой одежды рукава кроятся отдельно, а потом пришиваются — отсюда впечатление, что плечи и предплечья необычно крупные. Ступал он основательно, неторопливо двигая большими ягодицами, зашёл под навес и остановился. Тут все заметили, что за Четвёртым Барином следуют также староста Луань Чуньцзи и партсекретарь Ли Юймин. Четвёртый Барин негромко кашлянул, чужаки-музыканты разом встали, уже не такие застывшие, как во время исполнения, они спешили кланяться, кивать и старательно улыбаться. Ни слова не говоря, Четвёртый Барин протянул вперёд широкие мясистые ладони и махнул вниз, приглашая музыкантов сесть. Чуть согнувшись, подлил одному из них холодного чаю и проследовал в хижину.

Там все обрывочные звуки стихли. Ведя за руку маленького сына, хозяйка маленькими шажками стремительно вышла навстречу, сдавленно вскрикнула и ударилась в плач. Четвёртый Барин взял её за руку и держал минут пять. Плечи старухи обмякли, втянулись, дрожа, она словно стала меньше и беззвучно всхлипывала вперемежку с причитаниями: «Ах, Четвёртый Барин, и тебя огорчило случившееся с Даху! Несчастная я, несчастная вся семья Суй. Четвёртый Барин, тебя это тронуло…»

Четвёртый Барин отпустил руку, шагнул вперёд, посмотрел на фотографию Даху и взял ароматную свечу. Зажёг её и отвесил глубокий поклон. Из тени вышла урождённая Ван и, опустив руки, встала рядом со старухой. Уголки её губ были сжаты сильнее, чем когда-либо, лицо невероятно подряхлело. Она уставилась на шейные складки Четвёртого Барина. Заметив травинку на одежде, протянула руку и сняла её. В это время вошли Луань Чуньцзи и Ли Юймин. Они стали выражать сочувствие, говоря, что такие, как Даху — честь и слава всего Валичжэня; не надо убиваться, не стоит слишком много внимания уделять суевериям; нынче суеверия вообще ничего не значат, а по отношению к героям вообще лучше всего обходиться без них. При последней фразе урождённая Ван, прищурившись, глянула на них и ощерилась, показав полный рот маленьких чёрных зубов. Они поспешно отвернулись.

Все, кто был в хижине и рядом с ней, долго молчали. Наступил самый важный момент. На улице не было видно, что делает Четвёртый Барин, но все понимали, что он тоже соболезнует. Раньше война[25] была чем-то чужим и далёким, а теперь у неё появилась связь с Валичжэнем. Она стала чем-то осязаемым, будто шла под стенами городка. Артиллерийская канонада сотрясала мрачные крепостные зубцы, стены древнего Лайцзыго, лилась кровь. Валичжэнь не только посылал на неё своих сынов, но и сам… Через какое-то время Четвёртый Барин вышел. Ступал он, как и раньше, — не торопясь, не останавливаясь, прошёл мимо навеса, и направился дальше.

Покачиваясь в ночи, его коренастая фигура постепенно исчезла во мраке.

Снова донеслись звуки флейты. Они словно напомнили пришлым музыкантам об их обязанностях, они перемигнулись и опять заиграли.

Баопу молча сидел в толпе и со спины походил на мрачную каменную глыбу. Хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки, его тело похолодело. В конце концов он встал и пошёл прочь. Неподалёку от хижины рядом со стогом сена посверкивали искорки. «Кто там?» — спросил Баопу. Никто не ответил. Наклонив голову и всмотревшись, он увидел дядюшку Суй Бучжао, свернувшегося на сене. Рядом сидели Ли Чжичан, техник Ли из изыскательской партии и ещё один рабочий. Баопу сел рядом. Полулежавший дядюшка то и дело причмокивал: оказалось, у него была бутылка вина, к которой он прикладывался. Разговор вела пара молодых людей, иногда из сена подавали голос и те, кто постарше. Прислушавшись к разговору, Баопу похолодел ещё больше. Разговор вертелся вокруг передовой и Даху. Кроме пронзительных звуков флейты в ушах Баопу зазвучал беспрерывный грохот. Было непонятно, грохочет это старый жёрнов или гремят пушки. В ночном мраке он явственно увидел вдалеке улыбающегося Даху. Под грохот орудий Даху в замаскированной ветками каске махнул ему рукой и куда-то побежал.

* * *