Старый пёс

Меня привели сюда, в это помещение, и попросили подождать. Усадили в «дружественном уголке», оставив дверь нараспашку. Открытая дверь — это нормально, знак недоверия. А «уголок» — это два кресла плюс круглый низкий столик на резных ножках. Над столиком — бра. Кресла тоже низкие, глубокие, коричневой кожи (тканевые в этих местах не приняты); провалился я в одно из них… а ведь встал-то рано, с утра боролся на матах с двумя молодыми бычками, потом наматывал по Москве круги, весь день под напряжением, опять дрался, но уже всерьёз, а в полседьмого — поистине выматывающий разговор с защитником Конституции… как тут не заснуть? Конечно, заснул…

Если Иван Иванович не стал забирать у меня мобильники, то местные потребовали, чтобы сдал. Предвидя такой ход, я ещё в машине вытащил сим-карту из секретного мобильника, которым снабдил меня Марик.

Итак, я встал, потянулся…

В этот момент он и вошёл. Я его сразу опознал, хоть и по фото.

Возрастом около шестидесяти пяти. Ростом скорее не вышел, чем среднего, но впечатление, что крупный. Из породы «кирпичей», шкаф на ножках. Седой бобрик на голове, краситься считает ниже своего достоинства. Лохматые брови. Короткая толстая шея. В двубортном пиджаке в тонкую полосочку с небольшими лацканами и костяными пуговицами, который сидит на нём не как пиджак, а как китель. Галстук с сапфировой булавкой. Туфли ручной работы с перфорацией и дополнительным подкроем (оно и понятно: широкая нога, только на заказ). И непременный значок на лацкане: сине-голубой овальный «ромб» с молотками, Ленинградский горный институт.

На лбу написано — кадр из партхозактива.

Каста.

Костюм, кстати, тёмно-серый, полосочка светлая. Не синий, как у Президента (и как у ФСОшника в авто). Этому не надо никого копировать, он сам почти президент, только огромной промышленной империи.

Обнаружив, что я стою, хозяин кабинета быстро оценил ситуацию и махнул рукой:

— Да вы садитесь.

Один-ноль в его пользу.

Неужели и вправду — свой кабинет в Кремле?

Он проследовал к столу, небрежно бросил папку, включил вентилятор и постоял в струе живительного воздуха, молча созерцая бесконечность. Тщательно вытер платком вспотевшую шею и лоб. Затем повернулся ко мне:

— Совещание у Первого затянулось. Я рассчитывал освободиться раньше.

Это к тому, что заставил гостя ждать. «Извините» такие люди очень трудно выговаривают.

Он слегка картавил, изысканно грассируя. Эта его особенность, подозреваю, когда-то ему не нравилась или даже мешала, но сейчас он ею откровенно гордился.

— Что вы так на меня смотрите? — спросил он.

— Полоски на вашем костюме вертикальные.

— И что?

— Если б горизонтальные — это было бы невероятным чудом. Эх, если б все здесь в один миг оказались одеты в горизонтальную полоску. Но надеяться на это не приходится.

— А, так вы сторонник мнения, что не всякий вор — бизнесмен, но всякий бизнесмен — вор? Или вы о государственных чиновниках?

— Да какое там мнение? Я динозавр, у меня мозг с вишенку. А второй мозг — в ногах.

Я сел обратно в кресло, пользуясь милостивым разрешением.

— У некоторых и такого нет, — парировал он, опять удачно. — И насчёт чиновников с бизнесменами я с вами согласен, самолично пересажал бы три четверти своих знакомых. Из тех, что уцелели. Я, видите ли, из «красных директоров», отлично помню, как нынешние генералы бизнеса вместе с тогдашними подлецами из правительства ломали страну об колено. Помню, как некоторые мои коллеги-директора ставили пулемёты у заводских ворот, чтобы не пускать ликвидационные комиссии из Москвы. И пулемёты иногда стреляли, отгоняя стервятников…

— Очень интересно, — сказал я ему, зевая. — Но вы же из нефтянки, господин Сквозняков, правильно? Эту отрасль, насколько я помню, реформаторы берегли и холили.

Он поскучнел.

— Так вы меня знаете? Замечательно.

— Купил давеча пяток газет в киоске у метро. Вы с вашим патроном — известные персоны.

— Бумажная пресса ещё жива? Невероятно, мне докладывали, что уже скончалась. Давайте лучше к делу, господин Чухов, мне ещё в офис надо заехать. Вам кофе или чай?

— Кофе без сахара с молоком, если можно. Взболтать, а не перемешивать.

Господин Сквозняков не моргнув глазом оторвался от вентилятора, обошёл стол, взял одну из телефонных трубок:

— Два кофе, пожалуйста. Мне — как обычно. Второй — без сахара с молоком, его взболтайте, а не перемешивайте.

Потом Сквозняков обошёл рабочий стол в обратном направлении и снял пиджак, едва не покряхтывая от удовольствия. Обычно это делают, когда доверяют человеку, но сейчас, возможно, он просто не считал, что общается с человеком. Открылась белоснежная рубашка, а также запонки, мерцающие, разумеется, сапфиром, — в дополнение к булавке. Пиджак он повесил на стул, приставленный к столу для переговоров. Потом господин магнат ослабил узел галстука и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Оттуда попёрла буйная растительность. Ого! Небось, этот «красный директор» до сих пор нравился женщинам, причём не только за полные карманы денег.

Прихватив по пути свою папку, он прошагал ко мне в «дружественный уголок», подсел во второе кресло и проинформировал: