Старый причал

— Смотрю я на тебя и думаю: вот мечется человек всю жизнь, со всеми спорит, ни себе покоя, ни другим… А зачем? Какой толк? Кто оценил? Что изменил в жизни? Хотел лучше сделать людям, мертвые земли поднять, а что вышло? А человек ведь не ворона, не триста лет живет… — Салман словно сам с собой разговаривал.

— Смотри, какой у тебя интересный разговор. Ну, продолжай, продолжай.

Эмин и Амина разговаривали шепотом.

— Нам с тобой надо в Баку поехать, — говорил Эмин.

— Зачем?

— С отцом и матерью познакомлю, друзей моих посмотришь.

— Ну да, скажут, в городе ему мало девушек, из деревни старуху привез.

Эмин нахмурился.

— Ладно, не сердись, шучу. Поговорим еще. А сейчас иди уже, отец вот-вот зайдет.

Они попрощались. Эмин, выйдя из-за дома и увидев беседующих, невольно замедлил шаг. В красноватом свете сигареты он узнал Салмана, остановился, прислушался.

— Плюнь ты на них, Ильяс-киши, не стоят они твоих мучений, клянусь могилой отца. Пусть сажают что хотят и где хотят, пожалеют потом, что тебя не послушали. А мое предложение простое. Вино ты отличное делаешь. Мы на тот год скупаем весь виноград в селе, а ты превращаешь его в золотое вино. Остальное — забота моя. Что скажешь?

— А вывозим на пароме Исы? — усмехнувшись, спросил Ильяс.

— Именно. Паром еще послужит. А ты ломать его хочешь, — тихо засмеялся Салман. — Я и бумаги все беру на себя — есть в районе свой человек, поможет…

Эмин слушал с напряженным лицом.

— Ты про могилу отца напрасно вспомнил, хороший он был человек, достойный. А вырастил мерзавца, — сдерживая бешенство, сказал Ильяс. — Уходи. И благодари бога, что не к лицу мне в моем возрасте драться.

Салман не спеша затоптал окурок:

— Ну что ж. Жаль. Я думал, может, ты к старости поумнел, что-то понял. Слушай, а каково это — иметь двух зятьев одновременно при одной дочке, а?

— Подлец! — задохнулся от гнева Ильяс и схватил Салмана за ворот сорочки. Но тот легко оторвал его руку и с силой оттолкнул. Ильяс-киши ударился о забор, охнув, осел на землю.

Салман, не оглянувшись, пошел прочь.

Эмин догнал его в несколько прыжков. Салман быстро повернулся на звук шагов и тут же рухнул от удара.

Эмин кинулся к Ильясу-кнши, обхватив, стал поднимать.

Он не видел, как встал с земли Салман, не услышал щелчка кнопочного ножа.

Он только вздрогнул вдруг, обмяк всем своим сильным телом, выпустил Ильяса-киши. Взялся рукой за грудь, поднес мокрую ладонь к лицу и, цепляясь за забор, упал на Ильяса.

По ночной реке мелко сеял дождь.

Иса лежал на топчане, забросив руки за голову, курил. Услышал шум подъезжающей машины, встал и вышел из комнаты.

— Ты один? — послышался настороженный голос Салмана из серой «Волги».

— А с кем мне быть? — усмехнулся Иса.

«Волга» въехала на паром. Салман вернулся на берег:

— Ты меня не видел, понял? И давай быстро отчаливай!

— Что, бежишь?

— Считай, вольную тебе даю. Надеюсь, рожу твою протокольную не увижу больше. И держи язык за зубами — под землей найду, если что сболтнешь!

Тут случилось неожиданное. Из маленького закутка возле дома вышел черный боевой петух Исы, важно прошагал к причалу, подозрительно а зло поглядел на людей и внезапно закукарекал во все горло.

В молниеносном броске Салман поймал его за голову, и как тряпку взметнув вверх, с бешеной силой рванул вниз. Отбросил уже бездыханную птицу в сторону.

Непобедимый петух Исы валялся на сырой земле, срамно разбросав голенастые ноги.

— Ты что, мерзавец, сделал?! — дрожащим шепотом подступил к Салману Иса. — Зачем птицу убил? — И вдруг закричал голосом, полным отчаяния: — Что же вы, сволочи, все кругом убиваете, все пачкаете, все поганите?!

Иса пошел на Салмана с кулаками. А эхо его крика все раскатывалось но реке.

Салман коротко стукнул его по голове. Паромщик упал без звука.

Паром медленно удалялся от берега. Салман, стиснув зубы, неумело управлял его движением.

Иса, застонав, с трудом поднялся на колени. Поглядев на далекий паром с едва сереющим пятном «Волги». Встал на ноги, заковылял к ящику возле причала, пошарил в нем, достал топор. Шагнул к блоковому механизму, из всех сил прижал к деревянной балке толстенный направляющий канат и перерубил его несколькими сильными ударами.

Паром па середине реки дрогнул, словно споткнулся, потом медленно начал разворачиваться вокруг оси, подчиняясь силе стремительного течения.

Салман метался по скрипящим доскам, а паром, вращаясь, все быстрее несся вниз по реке.

«Икарус» мчался по шоссе.

Лейла-ханум сидела с осунувшимся лицом, неподвижно смотрела в одну точку перед собой. Муса Лятифович рядом с ней полуприкрыл веки.

Лейла-ханум повернулась к мужу:

— Ты ужасный, равнодушный человек. Разве ты отец? Почему ты ничего не сделал, чтобы оставить ребенка в городе? Мой бедный мальчик!.. У всех дети дома остались, а моего зарезали в этой проклятой… — Не договорив, Лейла-ханум заплакала.

— Успокойся, все обошлось. Сказано тебе, что все самое трудное позади. Эмин поправляется, — отозвался, не меняя позы, Муса Лятифович.

— И ты уже успокоился? Камень бы упал на тот день, когда я тебя узнала!

Муса Лятифович вздохнул, тяжело поднялся с сиденья.