Старый причал

— Я в жизни не выступал на собраниях и сейчас бы не стал, но больше молчать не могу, хотя и обещал одному своему фронтовому другу молчать. Эти, — Ибрагим показал на Ису и Агамейти, — боятся вот чего: для того, чтобы засадить мертвые земли, нужно водопровод тянуть как раз от того места, где старый паром. А им без парома придется закрыть свою торговлю — у нового моста через пост ГАИ мышь не проскочит.

— Ложь! — в бешенстве вскричал Иса. — И с таким человеком я в одном окопе гнил!

— Уж про торговлю молчи! — вскочил Агамейти. — Один ты на базаре торчишь с утра до вечера!

Ибрагим махнул рукой и сел.

С первого ряда поднялся седобородый Гулам, один из самых старых жителей села:

— Послушайте меня, люди. В следующем году наводнение будет, ибо у этой реки закон есть такой — каждые сто лет выходить из берегов. Нужно сажать на тех землях, о которых Ильяс говорит, — они далеко от воды. А старые поля затопит…

Зал зашумел. Ильяс-киши был внешне спокоен.

— А ну, тихо! — тяжело хлопнул ладонью по столу Омароглу. И зал стих. Председатель обратился к Ильясу: — Ну что, нравится? Чего ты хочешь, Ильяс-киши, что ты вечно гребешь против течения?

— А по течению грести и не надо — вода сама несет, — ответил ему Ильяс и повернулся к залу: — Тут Агамейти говорил, что виноград спину ломать заставляет. Это неправда. Виноград выпрямляет человека — за ним не надо нагибаться к земле… Но надо засадить сначала только пустые земли, не трогать табак и овощи. Новая лоза урожаи приносит только на пятый год. Чем же вы детей эти четыре года кормить будете, если сейчас все земли уйдут под виноград?

Зал молчал.

— Есть директива в ближайшее же время засадить виноградом две тысячи гектаров. И это только начальный этап, — сказал Омароглу.

— Директивы тоже люди придумывают, председатель; — обронил Ильяс. — Значит, надо ехать куда надо, объяснить… И еще: меня тревожат слова Гулама-бабы. Если придет наводнение, горя надолго хватит.

А люди все молчали.

И Ильяс-киши не сказал больше ни слова, сошел со сцены и направился к выходу.

Салман нагнулся к сидящему рядом Исе, тихо сказал:

— Слушай, пора уже механика из села убирать. Что-то он уже долго здесь живет. А мне эти их планы насчет насосной не нравятся все больше и больше.

Иса тревожно глянул на него:

— Только не так, как ты хочешь. Салман, очень прошу тебя, имя Ильяса пачкать нельзя.

— Ка-кой ты хитрый, — протянул Салман. — Не ты ли сам мысль подал? Забыл, может: «Дочь Ильяса вместе видели…» А теперь имя пачкать нельзя?

— Твоя правда: подлец я! — горько сказал Иса. — Потому и товарищ у меня такой, как ты…

В шашлычную вошли Салман, шофер Керим и Агамейти.

К ним подошел шашлычник:

— Добрый день. Садитесь вот сюда, хорошая баранина есть. Или, хотите, курицу пожарю?

Они сели за стол. Шашлычник принес хлеб, зелень, большую запотевшую бутылку водки, полдюжины пива.

Оживленно разговаривая, Ильяс-киши и Эмин шли по улице. Керим, понаблюдав за ними в окно, вдруг произнес на всю шашлычную:

— Да-а, времена сильно изменились, если отцы так любезничают с игрунами своих дочерей. Вы только посмотрите на них. Такого позора в этом селе еще не было!

Эмин пошел в шашлычную, поздоровался со всеми. Ему никто не ответил. Он с удивлением отметил настороженные взгляды людей, сел за свободный столик и сделал шашлычнику знак, чтобы тот подошел. Шашлычник демонстративно повернулся к нему спиной.

— Странные дела в пашей деревне творятся с недавних пор, — громко сказал, не поворачивая головы, Керим. — Молодчик из Баку на глазах у всех сбивает с пути замужнюю женщину, чем-то, видимо, умаслив ее отца, а придя в шашлычную, требует, чтобы его обслужили в ту же секунду.

Это слышали все.

Эмин посидел, побарабанил пальцами по столу, раздумывая, потом медленно поднялся.

Он подошел, окинул взглядом стол, заставленный едой и выпивкой. Трое повернули к нему головы, смотрели настороженно и выжидающе.

— Вот ты, — обратился Эмин к Кериму. — Я тебя очень прошу таких слов больше не говорить.

— Иди отсюда, щенок, пока я не рассердился, — процедил Керим.

— А ты рассердись, — тоже тихо посоветовал Эмин. — Только сначала на ноги поднимись — ее могу же я сидячего бить.

Тогда Керим, что-то хрипло вскрикнув, вскочил и кинулся на Эмиеа.

Эмин ушел корпусом чуть влево и прямым правым наискосок встретил Керима в челюсть. Тот рухнул, боком медленно перевалился на спину.

Вскочил Агамейти. С маху наткнулся животом на стремительно выброшенную навстречу ногу Эмина и, застонав, согнулся вдвое.

Салман не шелохнулся, спокойно наблюдая всю сцену.

Тишина в шашлычной стояла мертвая. Выходя, Эмин сказал Салману:

— Напомни им потом о моей просьбе. И сам не забудь, ладно?

Едва убрали со старых полей овощи и табак, работа развернулась вовсю.

Ежедневно приезжали десятки машин с платформами, груженными железобетонными стойками для подъема лозы на шпалеры.

Сгружали мешки с удобрениями. На полях дотемна трудилась техника. Несколько раз приезжал корреспондент из районной газеты, фотографировал людей за работой, брал интервью…

Однажды к нему подошел Ибрагим.