Старый причал

— Ты заставила меня бежать через все село, чтобы спросить, что я ем? — Эмин старался говорить как можно тише. — Мама, ты понимаешь, в какое положение ты меня ставишь?

Женщины делали вид, что целиком заняты своими бумагами.

— Я тебя плохо слышу! — кричала Лейла-ханум. — Если они начнут требовать, чтобы ты ездил на комбайне, не соглашайся пи за что. Тебе голову напечет! Ты меня слышишь? Пусть они тебе в номер телефон поставят!

Эмин положил трубку на рычаги, поблагодарил женщин и вышел.

Едва затворилась за ним дверь, в комнате грохнул хохот.

Дом было ее узнать — он блестел, начиная с оконных стекол н кончая посудой. Занавески и скатерть Амина связала в большой узел.

— Это я с собой заберу и постираю дома. Уф-ф, давно я так в доме не убирала. С тех пор, как муж пропал.

— Куда пропал?

— Если бы я знала! Пропал, пять лет уже скоро будет. Его мать не хотела, чтобы он меня брал. Мы женились без свадьбы. Жили у нас. А он говорит: стыдно мужу жить в доме жены. Зиму перезимовали, поеду, говорит, на сезон, денег заработаю, дом построю, будем жить как люди. И все, пропал! Одни из нашего села ездил в… забыла, как это место называется, говорил, будто видел с женщиной его. Говорит, уже в возрасте женщина. Лицо лысое…

— Как лысое? — удивился Эмин.

— Лысое — без бровей, без ресниц. Не видел, что ли, никогда? А я говорю, если променял меня на такую, пусть и не возвращается совсем. Слушай, механик, а ведь мог же сосед обознаться, правда?

Она серьезно и выжидающе смотрела на него.

— Конечно, мог. Я даже уверен, что он обознался, — сказал Эмин.

Она молча подхватила узел.

А в соседнем дворе между двумя женщинами — довольно неказистой молодой — она была беременна, и старой — происходил такой диалог:

— Нет, ты видела, видела? Так себя вести с незнакомым мужчиной! Надо Ильясу-киши сказать, чтобы укоротил язык, а заодно и руки-ноги своей дочке, — возмущалась молодая. — И хохочет все, и хохочет. Я бы ей глаза выколола бесстыжие!

— А что ей делать, как не смеяться, — проговорила старуха. — Бросил бы тебя Мардан, поняла бы, как болит у нее сердце. Хорошая она, работящая, а не повезло. Что же ей теперь — плакать все время?

— Ай, брось! От хорошей жены муж не уйдет к другой…

Иса и Салман стояли возле парома, разговаривали вполголоса.

— Слушай, не можем мы столько ждать, сейчас самый сезон начинается, сделай хоть ящиков двадцать, — говорил Салман.

— Смешной человек, — усмехнулся Иса. — Винограду не прикажешь, чтобы быстрее созревал. Неделю подождать надо. И боюсь я, Салман, не дай бог, прихватят вас где-нибудь, от стыда сгорю — у меня ведь единственный сын в институте учится, я у них выступал, рассказывал, как воевал.

— Успокойся, все в порядке, — твой виноград сейчас уже в Воронеже, на рынке. Чего ты боишься? Не ворованное продаем, а плоды честного труда.

— Ты мне-то хоть сказки не рассказывай, — нервничал Иса. — Отлично знаешь, что ничего нельзя скупать оптом — коопторг есть для этого.

— Интересно получается: заработать ты хочешь, а рисковать — нет. Я же тебе говорю: с бумагой, которую мне дал свой человек в районе, можно хоть в космос везти виноград.

— А кто он, этот человек? — спросил Иса.

— Это уже тебя не касается. Большой человек. Ты лучше вот о чем подумай. Хорошо бы на следующий год не виноград, а вино здесь скупать. Понимаешь разницу? Тебе же сына женить надо будет, деньги немалые, а? А может, ты ему «Жигуленок» на свадьбу захочешь подарить — чем он хуже других?

— Деньги, деньги… Сгорел бы тот, кто их придумал! — в сердцах сказал Иса.

Вытирая ветошью руки, Эмин отошел от колесного трактора и сказал молоденькому слесарю:

— Все, Акпер. Пройдись еще раз накидным ключом по всем гайкам — и готово.

Он попрощался со слесарями и вышел за ворота базы механизации. Не успел сделать и тридцати шагов, как увидел идущею ему навстречу Амину.

— Добрый день, механик, что-то часто мы с тобой встречаться стали: куда пи пойдешь — везде ты. С чего бы это? — весело и громко говорила она.

— Село маленькое, по одним улицам ходим, — улыбнулся Эмин. — Куда торопишься?

— Да вот, видишь, ручка поломалась. — Она вытащила из сумки старой работы топорик с красиво загнутым лезвием. Ручка была отломана. — Починить надо.

Эмин взял обе половинки в руки, приложил, сказал с сожалением:

— Жаль, красивая вещь, но надо выбрасывать — починить невозможно.

— Как — выбрасывать? Пойдем, посмотришь, как быстро это делается.

Эмин замялся.

— Знаешь, Амина, устал я, лучше домой пойду.

— Боишься, вместе увидят? — сощурилась она. — Дурной молвы бояться нужно, когда за собой дурное что-нибудь знаешь. А к чистому человеку грязь не пристанет. Но ты, конечно, иди домой…

— Хорошо, пойдем твои топорик чинить, — сказал Эмин.