Старый рыцарь

Десять пар глазниц обернулись на Фолкмара, и еще одна, принадлежавшая Зоркому. Только сейчас рыцарь заметил, что его другая была забита грязным песком.

— Ну что, командир, думаешь я совсем потерял свой нюх? Мой оставшийся глаз перестал видеть? Нет, я все так же вижу и чую больше, поэтому и пойду первым, — произнес Зоркий.

«Острые чувства проклятье, когда нет воли, — пронеслось в голове у Фолкмара. — Он почувствовал ее раньше всех, и он сгинет первым».

— От нее пахнет бабой, такой, как надо, — Зоркий ответил на его мысли, будто он сказал их вслух, — Мой единственный глаз еще не видел такой красоты. И будь я проклят, если не пойду первым.

«Ты будешь проклят, Зоркий, будешь, даже если пойдешь первым», — ответил мыслью Фолкмар, ведь сил ворочать языком у него не было, он был тяжел как свинец и не слушался его. Зоркий и без того отвечал на его мысли, будто единственный глаз его научился зреть их.

Тени вытягивались и играли на серых сводах пещеры, превращаясь в темные призраки. У них вырастали когти и клыки, угрожая разодрать плоть. Появлялись черные крылья, отчаянно махавшие и заставлявшие пламя дрожать еще сильнее. Они будто принадлежали стае черных воронов, заключенных в скалу. Фолкмар боялся, что они покажут свой взгляд, ведь знал, что у этих воронов он окажется зеленым.

— Я не хочу быть проклятым, я хочу жить, — ответил Зоркий и у него вдруг появилось лицо. Фолкмар вспомнил его, и оно появилось. Оно все так же напоминало ему сморщенную лягушку, — Сделай, что она просит, и я буду жить. И Кайлан, и Прожорливый. И эти сопляки, хотя война имеет право забрать немного необтесанной крови, — шевелились лягушачьи губы Зоркого, но Фолкмар знал, что это не его слова. Ведь все это только мираж, и он даже не помнит, как все было на самом деле. Он знает только эти сны и зеленый ядовитый взгляд. У Зоркого даже не изменился глаз, плоть появилась, но дыра все так же была забита грязным песком, — Помнишь, я надрался как последняя свинья? Клянусь, я делал это так часто, что почти не помню мира без тумана в мозгах. Я напился и упал на штырь около причала. Прямо в глаз! Хотя говорили, что это проклятые торгарцы выдавили мне его в кабаке, да я этого не помню. Да и какая разница, да, капитан? Его уже не вернуть. Посмотрите мне в лицо! Я точно помню, что вы сказали мне тогда, ведь я был тогда трезв: «Зоркий, ты всегда видел вдесятеро лучше, чем самый глазастый из нас. Без одного глаза будешь видеть лучше всего впятеро, но все равно зорче, чем остальные. Я даю тебе только один шанс…»

«Зоркий, послушай меня, я ведь знаю, что ты слышишь… Тогда я дал тебе шанс, но сейчас я должен это сделать, я не могу иначе, я не хочу…»

— … дать мне второй шанс, — рассмотрев его мысли, закончил за него Зоркий, — Я иду первым.

Бросив меч, он отправился к ней. А она уже развела руки, чтобы принять в свои объятья.

Изнутри колодца посреди пещеры вырывался блеклый зеленый свет. Гладкие своды его стекали вниз, больше походя на бока вылупившегося яйца. Края колодца выглядели колотыми, как треснувшая скорлупа. Но Фолкмар не заметил чудовище, появившееся на свет из этого странного яйца… и логово это не походило на гнездо… Только сейчас он заметил, что в пещере было удивительно пусто. Разве таким может быть пиратское пристанище?

Серую тьму разгоняло пламя двух жаровен, стоявших по обе стороны от колодца. Но под ногами валялись только сырость, камни, да блестел песок, приставший к сапогам. Ни бочек, ни сетей, ни припасов… Над головой болтались алые королевские плащи и не менее алые пиратские жилеты. Только алыми они были от крови… Рядом упали пара сапог, погнутый клинок сабли, и треугольная шляпа, с которой скалился еще один череп.

Здесь не было ни одной отрезанной руки, ноги, даже пальца. По затылку Фолкмара прошлись мурашки.

«Потому что они умерли без боя, — с ужасом завопил он, глядя, как Зоркого седлает нагая, словно младенец, Алчущая Жрица, — Где же их мечи? Под каждым висельником должен валяться клинок, но я не вижу ни одного! Здесь везде сабли, но нет ни одного меча!»

— Ни одной выпрямленной стали не бывать в священном месте, — ответила на его вопль Жрица, не отрываясь от своего занятия, — И твоей тоже. Брось меч. Тебя просил Зоркий. Оглянись — другие уже сделали это.

И Фолкмар оглянулся. Ужас пробрал его до костей. Вот почему здесь не было боя, вот почему яйцо треснуло, ведь он уже видел, что вылупилось из него. Рыцарь остался в совершенном одиночестве — все его товарищи висли под сводами пещеры с раскрытыми костяными ртами, сдавленные щупальцами бесконечного спрута. Он подвесил их высоко, словно гирлянды. Фолкмар бросился вперед.

А Алчущая двигалась все быстрее и быстрее, обняв бархатной ладонью костяной затылок Зоркого. Округлые груди ее слегка колыхались, несмотря на быстроту движений, с прекрасных сосков ее полилось зеленое молоко. Оно стекало по округлостям, по животу, она дала попробовать молоко своему любовнику.

«Она окончательно его отравила», — Фолкмар оказался совсем рядом — к колодцу было не пройти, не минув сношающийся ужас.