Старый Сантос и его потомки

Шпильке поручено было командовать железнодорожной охраной в районе Яшполя. Конечно, новое назначение ничего приятного не сулило, если учесть, что партизаны и подпольщики не раз пускали под откос военные эшелоны.

Мрачное, полное горестных предчувствий настроение охватило лейтенанта. Ему казалось, что настали черные дни в его жизни. Сколько его знакомых офицеров уже погибло за это время в схватках с партизанами, диверсантами и разведчиками. А вдруг и его убьют?..

Но приказ надо выполнять. Со своей компанией он перебрался в какую-то глухую деревушку. Это было совсем не то, что Яшполь. Взглянув на себя в зеркало, Шпильке испугался — на человека стал не похож! Словно дистрофик… Кстати, он не забывал о плачевном для него случае с жителями Ружицы и Лукашивки. Теперь, получив новое назначение, Шпильке сокрушался, что не успел расправиться с ними, пока был комендантом. Он хорошо помнил тот день, когда с отрядом карателей приехал в Ружицу и повел на расстрел жителей поселка, а украинцы из соседней деревни помешали ему осуществить запланированную акцию. Он проявил тогда преступную трусость, совершил большую оплошность, не приказав всех их расстрелять.

Его по-прежнему мучили кошмары. Он собрался было позвать фельдшера, хотел посоветоваться, что делать. Но тут же решил, что к этому коновалу не стоит обращаться за помощью не только по той причине, что тот ничего не смыслит в медицине, но прежде всего потому, что фельдшер — мерзкий доносчик. Шпильке известно, что фельдшер — тайный агент гестапо. А с этим шутить грешно.

Вдруг он вспомнил: там, в Яшпольском гетто, среди людей, брошенных за колючую проволоку, ждет смерти опытный врач, доктор медицины, профессор. Шпильке однажды избил профессора до полусмерти. Остался ли тот жив после этого, лейтенант не знает. И как его зовут — тоже не знает… Ганс хорошо запомнил его внешность: гордая осанка, седая голова и карие глаза. До сих пор эти глаза мерещатся ему, Шпильке. Профессор смотрел на него с ненавистью, с неприкрытым презрением. Лейтенант до сих пор не понимает, почему не пристрелил его тогда. Он его избивал, а врач бросал ему в лицо: «Все равно наша Родина победит…» Ему и теперь иногда чудится, будто слышит уверенный голос седого профессора, уверенный и даже спокойный. Таким голосом владеют, наверное, очень сильные и умные люди. «Фанатик… Советский патриот, видно, коммунист!.. Как же его звали?» Вспомнил… «Сантос. Пинхас Сантос… Какие-то странные имена у этих евреев!.. Упрямый такой… Ни за что не хотел носить, как все в гетто, желтую звезду…» Шпильке за все это его, правда, тогда так проучил, что Сантос надолго запомнит! Да, но он ведь доктор медицины… Он мог бы помочь подлечиться. Придется попросить коллегу — румынского коменданта, чтобы прислал к нему на несколько часов этого профессора. Пусть еврей осмотрит его, возможно, и вылечит. А если не захочет, его можно будет заставить…

Но может ли он, Ганс Шпильке, почти чистокровный ариец, обращаться к человеку третьего сорта, да еще еврею, чтобы тот его лечил? Не будет ли это преступлением перед третьим рейхом?

Лучше сделать так, чтобы никто об этом не знал. Если кто-то из его сослуживцев донесет — Шпильке погиб. Но иного выхода у него не было. Ведь речь идет о здоровье. Пусть сам дьявол его лечит, лишь бы вылечил!

И поздно ночью, когда нестерпимо заболела голова и ему показалось, что это начало конца, он разбудил ординарца, солдата Курта Зомеркранца, и приказал ему ехать в Яшполь, к коменданту, просить его, чтобы прислал еврея из гетто по имени Сантос…

Курт Зомеркранц, длинный, худющий юнец болезненного вида, с вытянутым острым лицом, удивленно смотрел светло-голубыми глазами на изменившегося от боли лейтенанта, не понимая, зачем ему вдруг понадобился еврей по имени Сантос. Он разбудил шофера и поехал к румынскому коменданту.

Стояла глубокая ночь, когда в комнату Шпильке ввели высокого, седовласого старика в изодранной куртке и рваных башмаках, измученного и обессиленного.

Шпильке испуганно посмотрел на него — и не узнал. Будто подменили человека! Хотел было сказать ему, чтобы сел, но получилось как-то так, что профессор первый спросил:

— Чем обязан такой чести? Вы хотите облегчить мою смерть? — Он кивнул на парабеллум, лежавший на столе.

Лейтенант отодвинул пистолет в сторону, велел все-таки старику сесть. Холодно усмехнулся:

— Однако у вас, профессор, я вижу, хорошая память… Но забудем то, что произошло между нами там, в гетто…

Сантос не сел, только слегка прислонился к стене:

— Что вам нужно от меня, герр офицер?

— Я только поговорить хочу… Вам не угрожает никакая опасность.

Шпильке обратил внимание на то, что Сантос не носит желтую звезду.

— Вижу, профессор, что мой приказ вы не выполнили до сих пор… Ходите без звезды… Но теперь это уже не моя забота. Пусть румыны вас учат…

— Какая вам разница: убивать людей со звездой или без нее?