Старый Сантос и его потомки

— На тебя, Моргун, надвигается туча. Это верно. Оккупанты могут погубить тебя ни за понюх табаку. Тебе нужно как можно скорее исчезнуть…

Позвали Ивана Полищука, Лесю, Ксеню. Надо было посоветоваться, как быть, чем помочь старосте. Это они считали своим священным долгом.

Долго думали, судили-рядили, как быть, прикидывая и так и эдак. И сошлись на том, что нужно ему уходить в лес. Туда же надо угнать оставшийся скот, вывезти хлеб и другие продукты.

Моргун слушал, что говорили люди.

Добрые слова, сказанные в его адрес, немного успокоили его. И он сказал:

— Что ж, как громада решит, так и поступлю.

На третий день он распорядился раздать людям из склада оставшиеся продукты, разрыть кагаты, где была спрятана картошка, и тоже разделить. Собрав весь скот, оставшийся запас продовольствия и взяв с собой нескольких человек, темной глухой ночью Моргун отправился в лес.

Уже светало, когда староста с помощниками пригнал уцелевшее стадо к зачарованному роднику. Тарас остановился как вкопанный. Казалось, все это он видит во сне. У родника, озаренный внезапно выплывшим белым, как снежный ломоть, месяцем, стоял, высоко подняв ветвистую голову, красавец олень и удивленно смотрел на пришедших. Увидев людей, он ничуть ни испугался. На фоне огромный белой скалы стройное животное выглядело точно из бронзы высеченным.

— Это доброе предзнаменование… — негромко произнес Гедалья, который вместе с другими соседями провожал Моргуна в лес.

— Почему доброе? — спросил Матяш.

— Помню, это было перед войной. Пришел я в такую же пору к роднику и застал такого же красавца. В том году у нас был необычайный урожай винограда. И вообще то был счастливый год…

— Что ж, пусть будет хорошее предзнаменование, дай бог! — сказал Данило. — Пусть будет так, как наш Гедалья говорит…

Тут уже вмешался бондарь Менаша. Положив руку на плечо Ивану Полищуку, он покачал головой:

— Перед тем как дождемся урожайного года, нужно напиться из родника и умыться. Может, станем немного красивее. Посмотреть на пас — на чертей похожи. Такой вид, будто вырвались из ада кромешного…

— Ты прав, Менаша! — сказал Иван Полищук, опускаясь на колени и припадая к роднику. — Сейчас напьемся и умоемся. Скоро наши вернутся, приведем себя в человеческий вид… Пора!

А олень тем временем в несколько прыжков достиг вершины белой скалы и остановился как изваяние, следя за людьми, собравшимися у родника. Давно он здесь никого не встречал, давно бродил здесь одиноко, прислушиваясь к навевающей страх тишине.

* * *

Оккупанты пришли в ярость, узнав, что староста села Лукашивки совсем вышел из повиновения и, несмотря на все обещания, не выполняет требований властей. Моргун, казалось, никоим образом не реагирует на полученные приказы. Телефонная связь с Лукашивкой почему-то прервалась, невозможно было туда дозвониться… А тут еще весенняя распутица — развезло дороги. Посылать карательный отряд в такую погоду не решались. Дескать, не так уж печет, подсохнет — вот тогда держись, лукашивцы!

Время шло. Непрекращающиеся дожди сделали без того плохую дорогу вовсе непригодной. А фронт приближался к Днестру.

Возмущенные оккупанты все-таки решились направить в Лукашивку карателей.

На рассвете мощные грузовики появились в центре села. В противоположной части Ружицы тоже гудели машины, но странное дело — ни в одном селении солдаты не увидели на улицах жителей. Офицер, руководивший операцией, приказал тщательно осмотреть хозяйство. Прошло несколько минут, и ему доложили, что на животноводческих фермах обнаружены лишь две старых лошаденки, едва стоящие на ногах, и столько же коров, вернее, высохшие скелеты, похожие на рогатых тварей. В кладовых — хоть шаром покати! Ветер гулял по пустым закромам.

В селе не оказалось ни старосты, ни его жены, ни детей.

Офицер приказал обойти все дома и все, что еще оставалось, погрузить на машины, а всех, кого поймают, привести к конторе в качестве заложников.

Каратели подожгли хату старосты. Облитая со всех сторон бензином, она быстро запылала. Порывистый ветер перебросил огонь на соседние строения. Солдаты вытаскивали из огня узлы, мебель — все, что попадалось под руку. К конторе уже пригнали нескольких заложников, согнанных сюда с разных концов Лукашивки и Ружицы. Старики ругали последними словами солдат, которые жгли дома и грабили. Слышались одиночные выстрелы. Солдаты выволакивали из убежищ женщин, детей, больных и избивали их. Никто не знал, куда их погонят и как с ними поступят. А офицер, широкоплечий, высокий толстяк, сверкая белками глаз, стоял на крыльце конторы и, сложив на груди руки, спокойно отдавал распоряжения.

Подъехали грузовики, и солдаты стали втаскивать в кузовы коров, бросать туда узлы, мешки с домашним скарбом. Ждали своей очереди крестьяне-заложники.