Старый Свет. Книга 1. Поручик

– Порядок наводить. – Он хитровато прищурился и отсалютовал мне, быстро приложив к виску открытую ладонь и тут же ее отдернув.

Сказать, что я был шокирован, увидев приветствие имперских войск прямо под носом у лоялистских патрульных – это не сказать ничего. И как мне на это реагировать? А вдруг провокация?

– Порядок прежде всего нужно наводить в головах… – проговорил я как можно более нейтрально, развернулся на каблуках и пошел по шелухе от семечек, по окуркам, картофельной кожуре и другому мусору, который равномерным слоем покрывал тротуары некогда шикарного проспекта Фортуната.

* * *

Хлебного рынка теперь и в самом деле не было. Вместо него осталось пепелище, на котором ровными рядами стояли десятки виселиц. Большая часть из них была занята – повешенные за ноги люди с разбухшими головами и черными лицами качались на ветру, и вороны кружили вокруг, клевали что-то.

Туда-сюда ходил часовой в синем мундире и противогазе. Наверное, должен был помешать родственникам забрать тела казненных. Или для чего он здесь?

Я думал обо всем этом отрешенно, сознание отказывалось воспринимать такую картину как нашу современную реальность. За что повесили старика в некогда белоснежной, а теперь заляпанной кровью рубашке и клетчатой жилетке? И целую семью: отца, мать, почти взрослую дочь и двух подростков-сыновей? И еще множество мужчин и женщин самого разного возраста?

Это, наверное, было написано на белых табличках, прикрепленных на груди у несчастных. Виной тому изощренный цинизм или непроходимая человеческая тупость – прочитать надписи было почти невозможно, потому как таблички эти цепляли до казни, и теперь они располагались вниз головой.

Какой-то кошмар.

Мне на самом деле не нужен был Хлебный рынок. Мне нужен был один из домов в переулке Кондитеров. На табличке с названием переулка был нарисован мужской половой орган, который закрыл всю надпись, кроме первого слога «Кон» и последней буквы «в».

Сориентировавшись таким образом, я высмотрел нужный дом и подошел к ржавой металлической калитке.

Побренькав за витой язычок, я дождался реакции.

Калитка приоткрылась, и показался благообразный дедушка, очень прилично одетый, но в несусветных цветастых домашних тапках. Я попал по адресу!

– Вы по какому поводу? Тоже за чистоту боретесь? – спросил он кодовой фразой, блестя стеклами старомодных пенсне.

– Не нужно бороться за чистоту, нужно подметать! – отзыв прозвучал, и дедушка широким жестом пригласил меня внутрь.

Между плиточками садовой дорожки пробивались стебельки травы, на давно не стриженном газоне лежали пожухлые прошлогодние листья и гнилые яблоки. Двухэтажный домишко производил впечатление этакой премилой ветхости: осыпавшаяся местами штукатурка, пятна сырости на стенах и при всём этом уютом так и веет.

Входная дверь без скрипа отворилась, и хозяин проговорил:

– Вам вниз по лестнице и направо…

Подвал?

Я спустился по скрипучим ступенькам вниз и на секунду замер у двери, а потом тихонечко взялся за ручку.

– Костоправ хренов, руки из задницы растут, тебя в твоем Протекторате, наверное, на мясника учили, и то дерьмово получилось, – сквозь зубы сипел знакомый Стеценкин голос. – Тебе бы чучела набивать, а не людей штопать!

– Таксидермист. – Князь Тревельян, по-видимому, был совершенно спокоен.

– Какое, в задницу, такси? Хирург ты дерьмовый, вот что я тебе говорю! Расколупал мне всю спину, теперь иголкой тычешь! Такой иголкой конскую упряжь чинить, а не людей!

– Таксидермист – это специалист по набивке чучел. А скорняк – мастер по изготовлению конской упряжи.

– Да в гробу я видал… Что, всё? – В голосе Стеценко послышалось удивление и облегчение одновременно.

Я отворил дверь и тут же остановился. Прямо мне в живот был направлен ствол ручного пулемета. Вахмистр Перец, сидящий напротив двери за столом, только что, кажется, протирал его тряпочкой… Так, а откуда у них пулемет?!

Его светлость замер с внушительных размеров иголкой в руке. Он склонился над койкой, на которой на животе лежал до пояса голый Стеценко, спину его пересекал свежий шрам с аккуратным швом.

Ранее бесполезный подносчик патронов Фишер (оказалось, уроженец Яшмы) и его приятель-антагонист Панкратов склонились над шашечной доской и не подумали повернуться в мою сторону.

Вдруг за моей спиной кто-то молодцевато гаркнул:

– Р-равняйсь! Смир-рна! Господин поручик, личный состав отдыхает и приводит себя в порядок. За время моего дежурства происшествий нет! Доложил унтер-офицер Демьяница.

Я, если честно, чуть не поседел от такого доклада, но, видя ухмылки подчиненных, обернулся на каблуках и со зверски-казенным выражением лица отчеканил:

– Благодарю за службу! Вольно!

Демьяница – старый служака, переведенный к нам из Пятиреченского полка. Он козырнул отточенным движением, а я прошел внутрь и осуждающе уставился сначала на вахмистра, потом на Стеценку.

– Откуда сие? – я указал на пулемет и на рану своего заместителя.

– Они взяли штурмом какой-то притон, – сказал доктор. – Основания были самые серьезные. Там имелся пулемет и еще масса полезных вещей…