Стать Джоанной Морриган

– Я буду вас навещать часто-часто.

– Только предупреждай заранее. Я поставлю курицу в духовку. Маленького цыпленка.

Я обнимаю ее еще крепче.

– Ты всегда будешь моей малышкой, – говорит она очень тихо.

– Твоей крупной, черной, депрессивной малышкой?

– Моей крупной, черной, депрессивной малышкой.

– Теперь, когда я уезжаю, ты уже можешь сказать, как сильно ты мной гордишься и что я самая лучшая, – говорю я, легонько толкая ее плечом.

– Я горжусь вами всеми! – с жаром говорит мама.

– Да, разумеется. Меня всегда восхищало, что ты относишься к нам ко всем одинаково, независимо от наших способностей. – Пауза. – Но я все равно лучшая, да? Ты мной гордишься?

– Я точно так же гордилась Дэвидом, когда он научился ходить на горшок, – говорит она.

– Да… теоретически. Но работать в журнале национального масштаба, когда тебе всего семнадцать, это намного лучше. Это уже настоящее, значимое достижение.

– Просто ты никогда не приучала ребенка к горшку, да, Джоанна? Как будто ты мальчик, подбирающий мячики на Уимблдонском турнире, только ты подбираешь не мячики, а говно. И так продолжается несколько месяцев. И на тебя все орут.

Мы сидим, курим.

– У меня есть запасные кастрюли и сковородки, возьмешь их с собой. И где-то в кладовке был лишний набор столовых приборов. И можешь взять одного Будду, – говорит мама, вдруг разволновавшись. – Любого, который нравится, только не самого большого. Они приносят удачу. И я дам тебе ловца снов.

– Спасибо, мам. Не хотелось бы, чтобы мои сны… бродили по всей квартире. Лучше их отлавливать сразу.

Она глубоко затягивается сигаретой.

– Мам, вы тут справитесь без моих денег? Вам нужны деньги, которые я вам даю? У вас все будет нормально?

Мама долго молчит, а потом говорит:

– Ты действительно хочешь уехать?

– Да. Лондон – место как раз для меня.

– Тогда мы тут справимся, солнышко, – говорит она, тушит окурок о землю и улыбается как-то странно. – Мы справимся.

 Второй разговор – с Крисси. Мне устраивают прощальную вечеринку, в доме дяди Джима, потому что, как говорит мама, раздавая нам всем по куску картофельной запеканки с мясом, «в нашем доме никаких вечеринок не будет. В последний раз, когда вся семья собиралась у нас, ваш дядя Алед пытался улечься спать в обнимку с собакой в детской кроватке».

Это не только моя прощальная вечеринка. Как романтично выразился мой папа: «Сын тети Сью обрюхатил какую-то цыпочку из Хейлсоуэна, так что это будет еще и гулянка в честь их помолвки».

Приехав на вечеринку, я первым делом пытаюсь найти «цыпочку из Хейлсоуэна», чтобы сердечно ее поздравить, но она играет в футбол во дворе с кем-то из младших детишек и посылает меня на три буквы, потому что я ей мешаю бить по воротам (две мусорные корзины у забора).

– Надеюсь, вы будете счастливы вместе, – говорю я, схватившись руками за грудь, куда неслабо ударил мяч, и гордо ухожу в дом. Эта «цыпочка из Хейлсоуэна» очень даже неплохо играет в футбол для девицы на пятом месяце беременности. Настоящая женщина из Блэк-Кантри.

В гостиной Крисси беседует с кузиной Эйли, которая кардинально сменила имидж с тех пор, как я ее видела в последний раз. Они сидят на подоконнике, Эйли курит, выдыхая дым в окно. Грудь болит до сих пор. О чем я им и сообщаю.

– Эйли прибилась на рейв, – говорит мне Крисси. Я сама вижу, что Эйли прибилась на рейв.

– Рагга наше все, – говорит Эйли. На ней разноцветный комбинезон в кислотных разводах и яркая вязаная шапка.

– А что стало с тем парнем из «Новы»? Что стало с мечтой шугейзинга? – спрашиваю я.

– Я нашла рейвера с большим членом, – говорит Эйли с довольным видом.

Крисси заметно смущается.

– Ну и чем хорош… рейв? – спрашиваю я.

Эйли рассказывает об альбомах, на которые она «подсела» в последнее время, и о некоей мифической рейвовой басовой ноте, которая якобы заставляет некоторых людей обосраться на месте.

– И что в этом хорошего? – сухо спрашивает Крисси.

Эйли его игнорирует.

– Скажи мне, Эйли, как ты умудряешься сочетать в себе любовь к таким разным музыкальным жанрам? – говорю я.

– Ну, в кухне я гот, в гостиной – шугейзер, а в спальне – рейвер, – говорит Эйли, стряхивая пепел в окно.

Когда Эйли уходит за выпивкой, Крисси мне говорит:

– Она меня бесит. Глупая женщина. Пойдем погуляем, подышим воздухом.

Он выпрыгивает из окна. Я смотрю, что делают детишки. Дэвид очень сосредоточенно пытается засунуть палец в слот для кассет в видеомагнитофоне. Убедившись, что малышне есть чем заняться, я вылезаю в окно следом за Крисси.

Мы переходим через дорогу и идем на детскую площадку, где качели и горки. Крисси достает из карманов две банки сидра.

– Значит, ты уезжаешь, – говорит он.

Мы сидим на качелях и пытаемся качаться, но получается плохо. У нас слишком длинные ноги.

– Да, – говорю. – Ты тут справишься без меня?

– Я прекрасно справлялся в первый год своей жизни.

– Ага. В основном плакал и писался.

– Может, я вновь открою для себя эти радости юных лет, – говорит Крисси. Он качается, поджав ноги, – колени почти достают до земли.