Потеря невинности – странная штука, когда размышляешь об этом не первый год. В сексе как таковом не было ничего удивительного – если не считать поцелуев, сравнимых с рождением сверхновой звезды, которое не предсказал бы даже сам Нострадамус от мастурбации, пока оно не случилось бы с ним, с его собственный ртом. Технически все было именно так, как я себе и представляла – влажные пальцы, жадные рты, и вдруг – наконец-то! – ты ощущаешь кого-то
В тот раз я не кончила, но меня это тоже не удивило. Мне хотелось просто заняться сексом – я никогда не задумывалась,
Мне наконец стало видно, как я проявляюсь во внешнем мире. Занимаюсь сексом, печатаюсь в журнале. Потихонечку складываюсь в зримое изображение на том конце телескопа.
Так что нет, секс меня не удивил. Он не был чем-то неведомым и непонятным – чем-то, что можно осмыслить, лишь испытав на себе.
Но меня поразило другое: ощущение полной включенности в происходящее, когда ты вдруг получаешь всего человека целиком для себя. Впервые с тех пор, как ты была совсем маленькой, кто-то смотрит на тебя – и видит только тебя одну, и думает лишь о тебе одной, и хочет только тебя, и для этого вовсе не нужно ложиться под лестницей, притворяясь мертвой.
Мне так понравилось снимать с Рича рубашку, что я думала, что умру. Снимая рубашку с мужчины, наконец ощущаешь себя взрослой женщиной. Четырнадцатилетние девчонки не раздевают мужчин в постели. Только женщины раздевают мужчин в постели.
И вы с ним вдвоем – спрятались ото всех в комнате за закрытой дверью, – и никто не ворвется и не помешает. Никто не прервет разговор на самом интересном месте, никто не испортит вам вечер. Никто не скажет, что бар закрывается и всех просят на выход. И не будет печальных моментов, когда надо уже завершать телефонный звонок – или когда зажигается свет, музыка умолкает и тебе нужно идти домой, в одиночестве по темным улицам, после концерта или вечеринки.
Мне казалось, что это и есть истинная причина, по которой всем людям так отчаянно хочется секса. Потому что им хочется хоть ненадолго укрыться в этом крошечном тихом пространстве, где нет никаких других дел, кроме как просто быть вместе – одному человеческому существу рядом с другим человеческим существом, когда вам больше не нужно ничего хотеть. Это прекрасная конечная цель. Конец всех вещей.
Так уютно и мило – просто лежать рядом с ним. Он берет мою руку и переворачивает ее так, чтобы мягкий свет лампы упал на внутреннюю сторону плеча и предплечья. Вся рука в следах от укусов – из тех времен, когда мне было плохо.
– Ты что, сама ставишь себе засосы? – говорит он вроде как в шутку. – У тебя бурный роман с самой собой?
– Да. Но у нас свободные отношения. Мы встречаемся и с другими людьми.
Он делает горячие сандвичи с сыром и шампиньонами.
– Это главное, чему я научился в Гарварде.
Вроде самые обычные сандвичи, но они ощущаются деликатесом.
И у него есть бутылка красного вина.
– Из ближайшего магазина, так что заранее извиняюсь.
Мы пьем вино из зеленых стеклянных бокалов, и это так
По моим представлениям, почерпнутым исключительно из книг, второй сеанс секса должен быть медленным – даже отчасти мечтательным – и гораздо приятнее первого, но когда мы доедаем сандвичи и снова ложимся в постель, наш второй секс получается еще исступленнее первого, и хотя я все равно не кончаю, кончает
Утром я ему сказала:
– Надо будет при случае повторить.
И он сказал:
– Возвращайся скорее.
И мы с ним целовались на остановке, пока не пришел мой автобус и не увез меня прочь, и я сидела, прижавшись губами к оконному стеклу, чтобы охладить их после всех поцелуев. Поцелуев, которые не охладили мой пыл, а распалили меня еще больше.