Стать смыслом его жизни

— Вижу, да разве Олегу можно это доказать? Он просто звереет, когда речь заходит о врачах. Я ведь с Ромкой с рождения. Пацанчик был веселый, живой, а потом как подменили. Да и Олег изменился. А ведь ты первая, кого он привел сюда после смерти жены. Женщины у него были, это понятно, но чтобы вот так — в дом… Да еще и докторша. Как нарочно выбирал. Мы и решили — жениться собрался. Аиду-то точно не уволит — она его специально прикармливает. А мне одна дорога — на улицу. И куда я пойду? В школу? Не хочу! Дети сейчас такие — ты небось знаешь… — и она снова всхлипнула. А потом еще раз. И еще. И вскоре и без того грустный зал наполнился безутешными рыданиями.

— Кристина! Ну что ты? — Вера села рядом, обняла женщину за вздрагивающие плечи, прижала к себе. — Не надо, слышишь? Что ты выдумала? Никто тебя не выгонит.

Тут Вера краем глаза уловила в комнате посторонний звук. Продолжая прижимать к груди Кристину, она обернулась и увидела, как Ромка, держа в руках рисунок, медленно, словно боясь испугать их с Кристиной, подошел и остановился неподалеку от кресла с рыдающей учительницей.

— Ромочка, ты чего, — спросила его Вера, — испугался? Не бойся, подойди поближе!

Ребенок подошел, в нерешительности остановился рядом с Верой. Глаза его уже не смотрели в неведомый мир. Он был здесь, рядом со своей плачущей учительницей, и взгляд мальчика переполняли тревога и сочувствие.

— Тебе жалко Кристину? — спросила у ребенка Вера и увидела, как нижняя челюсть его задрожала от напряжения. Он явно хотел что-то сказать! — Ну, скажи, Ромочка, пожалуйста!

Рот мальчика кривился от напряжения, щеки дрожали, маленький, но уже по-отцовски упрямый подбородок выдвинулся вперед. Состояние воспитанника передалось Кристине. Она оторвала мокрое лицо от Вериной груди и, забыв о слезах, уставилась на ребенка.

— Тебе и правда меня жалко? Меня? Тебе?

И тут он кивнул головой. Ошибки быть не могло — искренние слезы учительницы вырвали ребенка из привычного призрачного мира.

— Ромка, родной мой! — еще пуще зарыдала Кристина.

Она схватила ребенка на руки, прижала к себе, а тот, словно ошалевший от неожиданной радости, прильнул к ней, бросил на пол рисунок и крепко-крепко обвил плечи женщины руками. Так они и застыли — счастливая воспитательница с заплаканным лицом и маленький мальчик.

Подняв с пола рисунок, Вера тихо, стараясь не шуметь, выскользнула из комнаты.

В коридоре у окна она рассмотрела то, что так старательно рисовал Ромка. На листе бумаги уверенными печатными буквами было написано: Роман Васильченко и изображена вся таблица умножения от одного до десяти. Конечно, для пятилетнего мальчика это было очень хорошо, но ведь она просила нарисовать. Почему вместо рисунка ребенок написал буквы и цифры? Хочет лишний раз продемонстрировать взрослым свои способности? Знает, что от него ждут именно этого и хочет, чтобы его похвалили за оправданные надежды? Или ему так просто удобнее? Письмо и счет не требуют эмоциональной отдачи, для этого не нужна фантазия. Может быть, живя в изоляции, ребенок разучился мечтать?

Необходимо было срочно найти Олега. Положившись на интуицию, Вера пошла по коридору и вскоре оказалась на кухне. Олег сидел за столом и с явным удовольствием уничтожал отбивную. Рядом лежала пачка газет. Аида Степановна, подбоченясь, стояла у окна, не сводя с хозяина полных умиления глаз.

Увидев Веру, она издала звук, напоминающий лошадиной фырканье, отвернулась к плите и начала усиленно мешать что-то на сковородке. Весь ее вид говорил: «Отсюда уж фиг вы меня выгоните! Я при исполнении!»

— Ну, как тебе Роман? — спросил Олег.

— Хороший мальчик, — ответила Вера и положила перед ним на стол рисунок.

— Я же тебе говорил! Видишь, какой он умничка!

— Умничка, — эхом отозвалась Вера.

— Что тебе не нравится?

— Олег Васильевич, — не ответив на вопрос, начала Вера, — я считаю, что ребенка надо показать грамотному психологу и логопеду.

— Опять ты за свое! Посмотри, где ты видела детей, которые в пять лет знают таблицу умножения? В твоей больнице есть такие?

— При чем тут больница? Я говорю о психологе, враче, который поможет ребенку адаптироваться в окружающем его мире, и логопеде. Мне кажется, у ребенка сильнейший логоспазм. У нас в комплексе есть замечательный специалист. Давайте я узнаю, как она завтра работает, договорюсь о приеме, а вы привезете сына.

Олег, казалось, был полностью поглощен едой. Вера ощущала острое желание разбить тарелку с отбивной о голову упрямого папаши, а потом с удовлетворением наблюдать, как по его невозмутимому лицу побегут ручейки кетчупа. А он все молчал, терзал несчастный кусок мяса, потом вдруг, будто о чем-то вспомнив, жестом гостеприимного хозяина предложил Вере сесть.

— Извини, ты, может быть, голодна?

— Спасибо. Если вы ничего не хотите мне сказать, я, пожалуй, поеду домой, — нарочито вежливо отказалась Вера.

— Как домой? Почему домой? — он снова взялся за отбивную.

— У меня слишком много дел, чтобы так бездарно тратить время.

— Ты считаешь, что мой сын — это бездарно потраченное время?