Стать Ведьмой. Школа. Героическое фэнтези

— Сэра! Имей совесть! Местные приличия, да и менталитет, не позволяют солидным и состоятельным матронам ходить в мини! Опусти подол хитона ещё на три ладони! Так. Теперь — стола… — её бёдра скрыла широкая складчатая юбка, — Фибулы я сам тебе на пеплу… — под его руками на плечах миниатюрной накидки-пеплы возникли миленькие как бы заколочки, — И пояс. А уж вырез на груди уменьши сама! Теперь — снова хитон и стола. Цвет — белый. Никаких «дизайнерских» выкрутас: синий и зелёный — для черни. А мы тут типа аристократы!

У самого мэтра по груди и спине подсборенной и спадающей как бы по диагонали тоги, одетой на нижний хитон, шла узкая красная полоса — «всадническая!» — пояснил он — «до сенатора я не дотягиваю!»

Её сандалии, красные «солеа», которые, зная местную моду, подправил учитель, оставляли ногу непривычно голой — ей показалось, что ступня замёрзнет. Мэтр буркнул:

— Ничего. Здесь не холодно — лето! Займёмся-ка причёской…

Жаль, что посмотреть на себя оказалось нельзя. Но мелкие кудряшки на лбу и словно распушённые остальные волосы, да ещё и пришпиленные сзади массивной золотой заколкой, сильно обременяли и смущали Сэру всё остальное время — уж слишком много, как ей казалось, объёма мэтр им придал! Однако на её возражения он «добил» её:

— Будешь капризничать — добавлю туда же и накладной шиньон! Здесь высокородной положено быть… Ну, очень волосатой! Говорю же: мы — аристократы!

Она узнала, почему эти самые аристократы красят тогу и солеа, или кальцеи (мужская обувка): краски, особенно яркие, и стойкие к стирке и чистке — жутко дороги.

Престиж-с!

Они неторопливо, словно гуляя, двинулись мимо одноэтажных скромных хижин-лачуг, вначале по пыльной дорожке, впрочем, быстро приведшей к настоящей мощёной камнем мостовой. Ого! А здесь существовали и колеи для «авто» — телеги уже выбили в камнях приличные желоба! А на перекрёстках торчали каменные же как бы тумбы: чтоб переходить с тротуара на тротуар, «не замочив туники» в дождь! Судя по высоте тумб, воды бывало и по колено…

Пахло рыбой — слева оказался квартал не то ловцов, не то — торговцев, а, может, и тех и других. Пока прошли мимо, старались делать такие же сморщенные носы, как и встречаемые теперь всё чаще люди в похожей одежде.

С такими вежливо раскланивались, ничего, впрочем, не говоря. Зато на «чернь» в действительно серо-голубых и светло-зелёных, а иногда и откровенно неопределённо-бурых из-за частой стирки тряпках, смотрели свысока: словно через ноздри!

Лачуги бедняков казались построены чуть не из мусора: какие-то корявые палки, ветки, камни, и всё это обмазано глиной — словно не великий и культурнейший город, фактически столица Мира, а обычный захолустный городишко, если вообще не посёлок.

Наконец пошли кварталы «доходных домов». Построенных, конечно, куда прочней и капитальней. В них, как объяснил мэтр, ютились те, кто понаехал в Рим на заработки, или по делам. Плата обычно чисто символическая, зато здесь даже наличествовала канализация — правда, не на всех этажах… А выглядели такие дома словно общежития в «её» время: четыре-шесть этажей, общие длиннющие коридоры, и клетушки-комнатки с узенькими, и ничем не забранными проёмами окон.

Зато эти здания смотрелись куда как внушительней: нижние этажи — явно из камней, скреплённых бетоном. Правда, верхние, словно бы нависающие над всё такой же узенькой улочкой — из дерева. Дерево казалось светлым, свежим… А, ну да — Рим же только что сжёг «величайший поэт и певец всех времён и народов…»

Ну а раз — всё ещё дерево — чего ж удивляться, что чёртов Рим горел, и ещё будет гореть… Вплоть до окончательного разгрома и поджога его варварами-пиротехниками. (Ничем иным, кроме любви к «огненным шоу» Сэра не могла объяснить себе странное нежелание галлов, даков, вест-готов и т. п. германцев жить-поживать в завоёванном гигантском, удобном, обустроенном на века, мегаполисе… Одни многоэтажные здания «общежитий» чего стоят! Здесь может разместиться, наверное, до полумиллиона человек. Причём — с комфортом. Ну, по местным меркам…)

Народу попадалось всё больше — и все старались идти по чуть выступавшим над полотном собственно дороги тротуарам, потому что внизу, на «проезжей части», буквально плескались вода, помои, моча и — если полагаться на обоняние! — кое-что и поконкретнее!

Они старательно берегли сандалии, но ноги всё равно стали покрыты словно кожурой — из брызг глины, и пыли.

Правда, ближе к самому амфитеатру попадалось куда больше кварталов частных вилл и дворцов — эти были старательно ухожены, перед ними аккуратно не то выметено, не то — вымыто, и сады за высоченными заборами явно позволяли наслаждаться чистым, хотя бы относительно, воздухом. И тенью. Она спросила:

— Мэтр Дониёр! А почему не видно Колизея?

— Ну здравствуйте! — он покачал головой, — Историю помнишь? Его ещё не построили. Это же — Нерон. Он всё делал — в первую очередь для себя. Любимого и бесподобного… Вон: его Домус Аура. Дворец. Который строят уже три года, и будут строить вплоть до свержения и самоубийства нашего милого… матереубийцы.