Статьи

Заметьте-ка, что ведущим фактором в трансформации экономических и политических отношений и позиций были наука и технология, но не наоборот. А вот и еще один поучительный пример, имевший огромный глобальный резонанс. Всем памятно, что в 1998 г. мир был потрясен волной финансовых кризисов. Начавшись в странах Юго-Восточной Азии, они задели и Россию (обвал 17 августа). Казалось, что причина этого лежит в отрыве и относительной независимости финансовой сферы от сферы производства. Финансы как бы обособились от реального сектора экономики и вместо того, чтобы обслуживать его, стали почти неограниченным диктатором. Но в действительности это лишь верхушка айсберга, а под этим скрывается вот что: с конца 60-х и начала 70-х годов XX в. наиболее развитые страны Европы, США, Канада, Япония стали превращаться в постиндустриальные общества, общества, основанные на знаниях. Грандиозные научные достижения начали все быстрее и полнее имплантироваться в наукоемкую продукцию и высокие технологии. Самым рентабельным стало вложение капитала в высокотехнологичные отрасли и производство знаний. Поэтому значительную часть инвестиций наиболее богатые постиндустриальные страны начали вкладывать в экономику друг друга. Это привело к дефициту инвестиций в развивающиеся страны. Цены на природные ресурсы пошли вниз, структура глобального рынка изменилась, а возможность расплатиться с внешними долгами для многих развивающихся стран стала более чем сомнительной. Именно это и вызвало финансовое потрясение 1998 г. Таким образом, не диктатура финансовых спекуляций и засилье фондовых рынков, играющих в собственные игры, а технологическая супермодернизация, основанная на достижениях науки наиболее развитых стран, повлияла на изменение структуры и направление инвестиционных потоков. Именно эти изменения оказали решающее воздействие на мировую экономику и финансы. Стало быть, во главе национальных стратегий самых могущественных постиндустриальных обществ лежит концентрация усилий в трех взаимосвязанных направлениях: развитие науки, основанных на ней высоких технологий и высшего образования, обеспечивающего квалифицированными кадрами две предыдущие сферы. Поэтому в отличие от теоретиков эпохи позднего индустриализма я настаиваю на том, что не абстрактная экономика и “автономные” финансовые потоки, а наука, технология и образование являются главными факторами благосостояния и могущества постиндустриальных обществ и детерминантами глобальных трансформаций.

 

Сравнительная арифметика

Ну а как обстоит дело с этим в России? Можно сказать, что, несмотря на все разноцветие, все наши политические лидеры, от президента до губернатора, обеими руками “за”. Но “на самом деле все выглядит не так, как в действительности”. В газетном интервью 8 февраля 2000 т. министр науки и технологий академик М.П.Кирпичников сообщил, что благодаря усилиям министерства и Думы бюджетное финансирование науки в 2000 году возросло в 1,4 раза по сравнению с 1999 г. и составит 15.926 млрд. руб., т. е. 3% от расходной части бюджета. Казалось бы, это первая ласточка, свидетельствующая, что правительство и депутаты Думы поняли, что наука — стержень экономики. Но мы уже давно привыкли в России, что написанному и сказанному надо верить с оглядкой. “В действительности” оказывается, что нынешние 15.926 млрд. руб. составляют в твердой валюте 0,48 млрд. долл., а прошлогодние 11.63 млрд. руб. -0,54 млрд. долл. Таким образом, “на самом деле” налицо реальное уменьшение финансирования науки. Важно отметить, что Министерство науки и технологий РФ и особенно его нынешнее руководство сделали немало для того, чтобы несколько увеличить финансирование науки. В этом, кстати, и личная заслуга министра Михаила Кирпичникова, сочетающего опыт высшего государственного служащего с пониманием проблем, присущим ученому. Но как бы ни были значительны усилия министра и его соратников, без изменения общенационального государственного и общественного отношения к науке радикально изменить ее положение в России невозможно, а следовательно, невозможно изменить положение в экономике и социальной сфере.

Общественному осознанию суперприоритетной значимости науки и основанных на ней высоких технологий мешает отсутствие государственной научной стратегии, а оно в свою очередь - результат отсутствия политической стратегии в целом. И это проявляется в том, как неумело и нерационально тратим мы даже те небольшие средства, которые все-таки отпускаются на развитие науки. Я приведу лишь один пример. В интервью Кирпичникова отмечается, что 40% ассигнований на науку будут потрачены на поддержку фундаментальных исследований. В этом есть смысл. Фундаментальная наука крайне важна для далеко идущего научно-технического прогресса. Зарубежные коллеги охотно поделятся с нами высокой теорией, но тем, что повысит нашу конкурентоспособность, — никогда или с большим опозданием.