Статьи и проповеди. Часть 7 (30.10.2012 – 25.03.2013)

«Утомленные солнцем» Михалкова — яркий пример джойсовского подхода ко времени. Трагедию не нужно растягивать на год, на месяц, даже на неделю. Плотность событий такова, что от идиллической прогулки в баньку по росе (начало фильма) до качающегося из стороны в сторону «воронка», в котором «рихтуют» в конце фильма главного героя, проходит один световой день. Солнце мирно встает над землей, когда бедой не пахнет; и солнце зловеще садится за горизонт, когда обезображенного героя Гражданской войны увозят на Лубянку. И начинаются финальные титры.

Мы не живем так, как Леопольд Блум или товарищ Котов. Но жизнь наша именно такова, какой ее показывает литература и кинематограф — бездонна ежесекундно и потенциально насыщена. Искусство — наш способ понять, что такое «один день, как тысяча лет», тогда как история — способ понять тысячу лет, как один день.

Какова плотность нашей жизни, личной и общественной? Это ведро воды или ведро ртути? Если ведро воды, то чиста ли она? Можно ли пить эту воду, или ею мыли полы? Чем успеваем мы заполнять стандартные двадцать четыре часа ежедневно проживаемых суток? Что можно вспомнить за день, уже накрывшись одеялом? Человек должен задавать себе эти вопросы. Монотонную ткань повседневности нужно расшивать золотом и бисером — внутренними усилиями. Жизнь, если она ткань, должна быть церковной ризой, а не шинелью или арестантской робой.

И не смотрите вы на календарь, думая о будущем. Календарь всего лишь покажет очередность цифр и названий месяцев. Будущее и прошлое связаны с сердцем человеческим, которое, ежели в чем запутается, то распутается точно не при помощи календаря.

Жанна обречена (27 февраля 2013г.)

Почему Жанна Д’арк должна умереть? В чём смысл её смерти — и имеет ли она и все мученики ушедших и грядущих поколений право требовать этого смысла от Бога?

Предисловие

Времена визуализированы до крайности, и поэтому о кино приходится говорить в том числе и священникам. Меня удивляет и восторгает то количество фильмов, которое снимается во Франции о Жанне д’Арк. Во всяком храме Франции ее изображение увидишь, то на коне, то пешую с оружием в руках. «Француз» для нас — синоним ветрености и непостоянства. Но он иной — француз. Он вдумчив, он трудолюбив, он — патриот и часто истинный христианин, плюс монархист, видящий все зло мира в мелкой буржуазности.

У них есть даже особая категория писателей — «писатели-католики», которые защищают веру и христианскую нравственность, макая перо в свое небезразличное сердце. Таков Нобелевский лауреат Мориак (с его подачи Солженицын номинировался на эту премию), таков Клодель, тепло хвалимый Шмеманом.

Не так давно Мила Йовович опять играла Жанну, замученную, запуганную, колеблющуюся и даже отрекшуюся, но потом отказавшуюся от самого отречения и сгоревшую на костре (так оно и было). А до этого был прекрасный фильм Робера Брессона «Процесс Жанны д’Арк», который стоит посмотреть, чтоб «проветрить мозги». Фильм лишен привычной динамики. Он медлен, даже растянут, черно-бел, но он прекрасен. Вообще черно-белое кино лучше цветного (как и фотография), а немое кино лучше звукового. Но до этих мыслей нужно повзрослеть.

И если вы согласитесь с этими словами и повзрослеете, чтоб оценить фильм Бессона, то взрослейте дальше и посмотрите фильм датчанина Дрейера о том же. Это немой фильм 1928 года, и называется он «Страсти Жанны д’Арк». Одним из прекраснейших в истории его назвал Сергей Эйзенштейн. А другие оценщики произнесли, что это «вершина немого кино — и, вероятно, кинематографа в целом». В Англии, правда, посчитали иначе и запретили фильм к показу. Слишком уж отвратительно-правдиво там показаны англичане — «заказчики смерти» Орлеанской девы.

Я говорю не столько об этом, сколько о том, что для долгой и качественной жизни народу необходимы в первую очередь не пушки и боевые корабли, не сырьевые источники и иностранные инвестиции, а живые исторические личности, сияющие на историческом небосводе подобно Полярной звезде, то есть путеводные личности. Их отсутствие означает, что народ еще не начал жить, а их забвение означает, что народ заблудился. Отсюда естественное тяготение к личностям, которые стали символом, и такой показ их в искусстве, чтобы они стали для зрителя опять живыми людьми, не теряя при этом исторического величия.

История Жанны заставляет душу съеживаться, вздрагивать, задыхаться. Это одна из тех историй, которые открывают в человеческой жизни бездны, глянуть в которые значит — на время онеметь.

За что?

Почему?

Зачем?

ХХ век, с его газовыми камерами, концлагерями и прочими конвейерными способами психического и физического уничтожения человека, весь пропитан этими криками-вопросами.

За что?

Почему?

Зачем?