Статьи и проповеди. Часть 7 (30.10.2012 – 25.03.2013)

Один и тот же день, состоящий из двадцати четырех часов, может быть совершенно по-разному наполнен, по-разному плотен. Здесь плотность — качество проживания, степень насыщенности. Один земной день никогда не бывает одинаково плотен ни у двух разных людей, ни у одного и того же человека, — если сравнивать событийную и смысловую плотность «вчера» и «позавчера».

У Господа Бога, напоминает нам верховный апостол Петр, «один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день». Это он говорит во втором Соборном послании, чтобы христиане разбавили мысль о скором Втором Пришествии мыслью об ином протекании времени для Бога. Нам может казаться, что уже давно пора, а Он видит, что всё только начинается. Отсюда у торопливых людей

— возможная эсхатологическая горячка, по завершении которой наступает смесь сомнений и разочарований, и многие даже начинают в вере колебаться. Поэтому сказано и апостолам непосредственно перед Вознесением: «Не ваше дело знать времена и сроки. Сидите в Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше».

Времена, в смысле дат, не предсказаны заранее. Предсказаны события (да и то — прикровенно), — то есть время должно наполниться.

Само по себе «пустое» время есть понятие не человеческое и к истории не относящееся. Сто лет, двести лет, триста. Какая разница, если ничего не происходит, как у Обломова в деревне? Лишь сон, еда и смена времен года, причем такая смена и таких времен, что Вивальди своих концертов об этом не напишет. А если и напишет, то никто его слушать не будет. Это не история и не вечность, но карикатура на то и другое.

Когда в институте слушатели внимают лектору, а тот перед их умным взором пишет историческое полотно, то мы можем отдаленно понять, что значит и в мире людей «тысяча лет, как один день». Века сжимаются, пружины исторических процессов проявляют своё действие на наших глазах, и мы умом охватываем огромные исторические пространства.

Бог дал нам ум охватывать великое, и изучение истории — тому подтверждение. Она (по Никону Оптинскому) — книга Промысла Божия. А вот что значит «один день, как тысяча лет», если, опять-таки, приложить эти слова к жизни человеческого сердца?

Эпохи сжаты до размеров конспекта. Это — «тысяча лет, как один день».

Один день, изнутри понятый, как целая жизнь, — это «один день, как тысяча лет». И если изучение истории — пример первого, то где пример второго? Радостно перехожу к примерам.

«Улисс» Джойса — это роман об одном дне жизни обычного человека по имени Леопольд Блум.

Книга начинается в 8 часов утра 16 июля 1904 года и заканчивается в 3 часа ночи следующего дня. Все 18 эпизодов книги связаны по смыслу с эпизодами Гомеровской «Одиссеи».

Книга сложная, многоуровневая, вызвавшая шквал критики при появлении на свет и являющаяся предметом пристального внимания и изучения до сих пор. Не всем под силу её читать. Вовсе не всем её читать и нужно. Я не предлагаю её для обязательного прочтения, — лишь указываю на факт: одна из главных книг XX столетия, «в которой отразился век и современный человек», роман Джойса написан «изнутри».

«Изнутри», то есть из бункера, из подполья, из глубин внутреннего мира больного душой и среднего до незаметности представителя эпохи. Книга фиксирует поток сознания этого простого человека и усиленным вниманием к внутреннему миру растягивает время. Ведь если сага неспешно рассказывает о нескольких поколениях, а привычный роман включает в себя множество лиц, таинственно сплетенных в одном сюжете, то Джойс «меняет скорость пленки».

Мы ведь привыкли видеть на экране то, чего в жизни никогда не увидишь. Например, с помощью большого ускорения, а потом обычного воспроизведения, мы видим, как серпантином раскручивается длинный язык какого-нибудь пресмыкающегося, как этот язык ловит насекомое, и как жертва исчезает в пасти. В обычной жизни глаз этого не успевает заметить. И так со многим.

Жизнь клетки, жизни зародыша, жизнь бактерии стала видна. Видна жизнь волос и зубной эмали. Видимым стало столь многое, что впору чаще закрывать глаза. Воспроизведение же можно увеличивать и уменьшать, замедлять и ускорять по желанию.

Современный человек может быть разложен на клетки, замедлен в действиях до долей секунд (фиксация спортивных достижений известна всем) и изучаем, соответственно, посекундно, поклеточно. Хорошо это, или плохо, сложный вопрос. Главное, что именно так обстоят дела. И грешно не замечать это или делать вид, что этого нет.

В спорте ещё не считали доли секунд, а кинотехника не позволяла снимать то, что сегодня привычно снимают ученые, а писатель (Джойс) уже ощутил иную протяженность времени. Прошу вас заметить это. Литература первична! Техника — потом. Сердце улавливает изменившийся воздух времени, перемалывает на жерновах мысли свои ощущения и выдает текст. Но кинопленка тоже важна, — и о ней не умолчим, тем более что обыватель смотрит в экран чаще, чем думает или читает.