Понимаете, по уровню эгоизма мы центробежны — и Россия от Украины — и наоборот. Мы центробежны на уровне бытового общения. Дух времени — это дух центробежный — разрыва от центра. Здесь каждый хочет своего. А центростремительные движения — это история — то есть, мы слишком родные в истории, по крови, по вере, по родовой памяти, чтобы разорваться, и слишком чужие по сегодняшним интересам, чтобы быть вместе. Вот конфликт этих двух движений и рождает трагедию.
Сегодня нам нужно Церковь представлять, как Церковь всех. Я стою за то, что сегодня православный американец или православный житель Уганды, или православный египтянин нам, собственно, ближе, чем неверующий русский или украинец. Для меня негр преклонных годов, если он верит в Бога, ближе, чем любой хохол, любой кацап или бульбаш, который лба не перекрестит, и перед Христом Господом не преклонит колени. Эти последние мне и не братья вовсе, а так — сограждане мифического государства. Это важно!
Никакой народ не был 100% верующим, и не будет, тем более. Внутренний враг, как змей за пазухой, есть во всяком народе. И у нас он тоже есть. Иногда их так много, этих змеев, что верующие люди составляют миноритарную общину своего этноса. Поэтому нам близки все люди, любой национальности, которые любят Господа и каются в своих грехах, и надеются на будущее Царство, а не строят здесь Вавилонскую башню. Поэтому, в этом смысле, я выступаю за то, чтобы мы помнили свои корни, были умом трезвы в быту и этнические чувства не ставили на первое место.
У меня есть доля радости и доля скорби от того, в каком тупике мы находимся. И есть большое упование, что Церковь выявит свое вненациональное, надмирное существо. Она, действительно, Невеста Христова, собранная от всех племен и языков. А то, что мы с русскими братья, и нам никуда не деться друг от друга, так это сто процентов. Кто из нас кому больше должен, это большой вопрос, потому что украинские проповедники сеяли Слово Божие во времена Петра, Екатерины, Елизаветы, Павла, и так далее, по всем обширным пространствам русской земли. То что русские вложили свое тело, душу, кровь, сердце, кости свои закопали на украинской земле — это тоже факт. Только наше единство выше крови, выше костей и выше генетических связей. Оно все-таки должно строиться на вере в воскресшего Господа, и на том, что мы являемся православными людьми, действительно вышедшими из одной днепровской купели. На этом надо строить свое единство.
Сегодня на Украине в школьных учебниках по истории голодомор 30-х годов преподносится, как геноцид украинского народа. Вы согласны с этой точкой зрения?
Украинцев пострадало больше, не потому что они украинцы. Геноцид — это преступное состояние дел, при котором палачи сплошь не украинцы, а страдающие сплошь украинцы. Тогда тебя убивают или не убивают именно за то, что ты украинец. Но тогда среди карателей находились и сами украинцы, такие как Петровский, в честь которого назван город Днепропетровск. Когда украинцы находятся среди карателей и среди жертв, то дело здесь не в борьбе одного этноса с другим. Это не борьба иудеев и самарян, или ирландцев и англичан, где наличествует этничесое противостояние, а это идеологическая борьба внутри одного этноса. То есть я украинец, партийный деятель, я, тебя же — украинца — не согласного с политикой партии, уничтожаю, как классового врага. Или — наоборот. Трагедия Украины заключалась в том, что у нее подавляющее большинство населения было крестьянами. Крестьяне попадали под топоры, как носители чуждой идеологии. Но палачи во все времена любят уничтожать людей руками их же сородичей. Это стандартная практика. И в оцеплениях могли стоять украинцы, и расстреливать могли тоже украинцы, и на вышках в лагерях могли тоже украинцы стоять.