Я полностью согласен с о. Александром. В христианстве столько радости! Священник не может не любить Литургию, не имеет права ее не любить. И не имеет права не проповедовать Воскресшего Христа. Если он ленив в проповеди и приходит на Литургию, как сырая свеча, не горящая, трещащая, незагорающаяся. Он может быть кем хочешь, он может быть самым приятным, милым человеком в быту, балагуром, шутником, знатоком анекдотов, менеджером, оборотистым бизнесменом, но это не имеет никакой цены, потому что не для этого он священник. Священник он для того, чтобы строить Святые Тайны и питать бессмертной Пищей людей. С него взыщут! Если нужно ругать людей, то почему бы их не поругать? Если они стоят на краю пропасти и делают вид, что все в порядке. Почему бы не дернуть их с силой назад от пропасти?
Вот мы сейчас находимся в храме святого Луки Войно-Ясенецкого, и все наши прихожане очень почитают этого святого. Он был очень тяжелый человек в быту. Но он — хирург, его руки были по локоть в крови и гное, и складывали поломанные, раздробленные кости, и вырезали из человека злокачественные опухоли. Хирург не может быть «бубочкой» и «лапочкой», и Айболитиком. Он был жестким, и как церковный иерарх был очень требовательным. Если представить хирурга за операцией, он же много не разговаривает, дает быстро команды, принимает нужный инструмент, там каждая секунда дорога. И священники, которые делают свое дело хорошо, они сгорают изнутри на самом деле, у них на душе содрана кожа. Им очень больно. Даже подуть на него, а ему уже больно, потому что жизнь у него такая. Он, как хирург и как ассинизатор, и прокурор, и милиционер, и знаток чужих таин. И еще он — воздыхатель перед лицом Божьим о чужих беззакониях и о своих собственных, в первую очередь. Конечно, у него содрана кожа. А что вы от него хотите? Чтобы он был мягкий как елей? Хорошо, если такие есть.
Поле никудышних (17 апреля 2013г.)
Что будет после смерти с теми, кто не делал ничего плохого, но и хорошего не делал? С теми, о ком даже вспомнить нечего, такими они были «никакими»?
В третьей песни Дантова «Ада» Данте и Вергилий приближаются к страшным воротам, на которых написано «Входящие, оставьте упованья». По другому переводу: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Вдумаемся в эти слова, потому что пока есть надежда, жизнь продолжается. Стоит перестать надеяться, перестать по-славянски «чаять», т. е. ждать, мы попадаем в состояние отчаяния, которое есть верные ворота в Ад, но уже не поэтический, а реальный.
Но прежде чем два странных следопыта проникли в места мучений, они миновали поле, полное душ. Это было поле «никудышних». Оно было наполнено душами тех, кто не достоин Ада, поскольку ничего ужасного не сделал, но вместе с тем не сделал и ничего доброго, а, следовательно, не способен войти в Рай. Данте спрашивает Вергилия, кто это:
И вождь в ответ: «То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
С ними вместе печальное состояние делят ангелы, которые при восстании Денницы не приняли ни одну из сторон. Они не стали на зов Михаила за Бога, и не увлеклись за гордым Противником.
Теперь в Раю им места нет, но и Ад не хочет их видеть рядом с собою. Их презирают всюду. Их удел — соседство с теми из людей, кто «ни то, ни се».