Статьи и проповеди. Часть 9 (27.12.2013 – 09.04.2015)

А если выдавался у них праздный день, то как они отдыхали? Как и мы, хоть не было еще в помине ни аквапарка, ни игровой приставки. Нет для взрослого и жизнью битого человека большего развлечения, чем смотреть на горящий огонь, бегущую воду или другого работающего человека. И когда ты в думу погружен, а возле тебя чьи-то ловкие руки колдуют над кожей, или деревом, или глиной, то странные мысли рождаются в твоей голове, и неясно, что этим мыслям причина: твои ли думы или ловкие движения чужих работающих рук. Любил, размышляя, ходить по мастерским астроном, более известный как поэт, а еще более – как певец сбродившего сока виноградной лозы, по имени Хаям. Точнее – Омар Хаям, а еще точнее – Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури, но это уже совсем сложно и мало кому интересно. О чем он думал, глядя на работу ремесленников, говорят его стихи. Он часто думал о том, что человек смертен. При этом он вспоминал, что сотворен человек Богом из праха, точнее – из глины. И значит, Господь – немножко Гончар. Даже и не немножко. Он – Гончар и Чудотворец, оживляющий глину. Поэтому ходил Хаям часто наблюдать за работой горшечников, гончаров. И думал при этом об ушедших поколениях, о своей будущей смерти, о том, справедлив ли мир, Богом сотворенный, или есть в нем какая-то ошибка. Страшные вопросы. А гончары перед ним мяли руками и ногами глину, топтали ее и били кулаком, размягчали и шлепали звонко на гончарный круг, что крутится, как звездное небо, на которое так часто по ночам смотрел из окон своей обсерватории Хаям. И строчки сами собой рождались в его уме:

Те гончары, что глину мнут ногами,

Хоть раз бы пораскинули мозгами – Не стали б мять.

Ведь глина – прах отцов.

Не стоит так вести себя с отцами.

Гончары знали, что он чудак. Знали, что муллы считают его вольнодумцем и говорить с ним небезопасно. Впрочем, султаны любят его. В Исфахане, Бухаре, Самарканде – всюду он почетный гость. Но говорить все-таки с ним опасно. Да и работать надо. Так думали горшечники, не поднимая глаз от гончарного круга. А поэт-астроном уходил молча, как и пришел, глядя под ноги и связывая в голове новые строки:

Эти камни в пыли под ногами у нас

Были прежде зрачками пленительных глаз…

Точно так же, как в Бухаре заходил к гончарам в XI веке от Христова Рождества поэт и астроном Хаям, заходил к ним и живший гораздо раньше в Иерусалиме пророк Иеремия. Заходил, правда, не для отдыха, а потому что так повелел ему Бог. «“Встань, – сказал, – и сойди в дом горшечника, и там Я возвещу тебе слова Мои”. И сошел я в дом горшечника, и вот, он работал свою работу на кружале» (Иер. 18: 2–3).

Иеремия не был поэтом и астрономом. Он был пророк. Он носил в себе боль знания о будущем – о разрушении Иерусалима, – и с этой болью, с утраченным вкусом к жизни он ходил по улицам города. Смотрел, как идет дым из очагов, которые скоро остынут; как горячо спорят соседи о вещах, совершенно не важных в свете того, что случится с ними вскоре. Когда горшечник работал, Иеремия думал обо всем этом. «И сосуд, который горшечник делал из глины, развалился в руке его; и он снова сделал из него другой сосуд, какой горшечнику вздумалось сделать» (Иер. 18: 4). И пока искусный человек привычно добился от глины того, чего хотел, придал ей нужную форму, было слово от Бога к Иеремии, слово, которое слышал Иеремия, но не слышал работающий гончар. «“Не могу ли Я поступить с вами, дом Израилев, подобно горшечнику сему? – говорит Господь. – Вот, что глина в руке горшечника, то вы в Моей руке, дом Израилев. Иногда Я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу и погублю его; но если народ этот, на который Я это изрек, обратится от своих злых дел, Я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему”» (Иер. 18: 6–8).

Иеремия всё понял и всё всем пересказал. Но люди ничего понимать не хотели, и Иерусалим превратился в груду развалин, а гора Дома Господня стала лесистым холмом. Безымянный горшечник, за работой которого наблюдал пророк, вероятно, ушел в Вавилон в числе прочих пленников и там, в земле изгнания, тоже делал горшки. А может, сгинул при осаде города. Но слова пророчества остались написанными. Зачем? Что я должен понять из них? Что я – глина, всего лишь говорящая глина, и «горе тому, кто препирается с Создателем своим, черепок из черепков земных! Скажет ли глина горшечнику: “что ты делаешь?”; и твое дело скажет ли о тебе: “у него нет рук”?» (Ис. 45: 9).