Статьи и воспоминания

Да, как раз актером он в ту пору вернее всего и был. Ярким, темпераментным, способным держать публику, какой бы текст ни вложил в его уста режиссер. А то и вовсе без текста: его друзья по Майкопу, где прошли детство и юность Шварца, с вечным восторгом вспоминали сценку "Заседание суда", которую Женя не раз исполнял там на публике. Это было самое настоящее заседание суда: с речами прокурора и адвоката, с репликами судьи и председателя присяжных, только все действующие лица были… собаками. Шварц выходил на сцену — и лаял на разные голоса, невероятно похоже на настоящий собачий лай, но так, что слушатель сразу понимал, кто выступает в данный момент — защитник или обвинитель.

В Майкопе семья Шварц обосновалась в самом начале ХХ века, после того как доктор Лев Борисович Шварц был арестован за участие в социал-демократическом кружке в подмосковном Дмитрове. Последовали недолгое тюремное заключение и высылка с запретом селиться и практиковать в окрестностях столиц, а также в губернских городах. Шварцы выбрали Майкоп: теплый климат, свежие фрукты… (Вечная эта любовь нашей интеллигенции к теплому климату в сочетании с нелюбовью к властям. Типичный российский оксюморон.) Здесь Женя вырос ярким, веселым и начитанным мальчиком, уехал учиться в Московский университет на юриста. Сюда мечтал вернуться, когда в 1917-м Россию начало лихорадить и стало ясно, что закончить учебу не получится. Семье суждено было воссоединиться годом позже, но уже в Ростове-на-Дону.

А задолго до всего этого и как раз в Майкопе мама однажды спросила маленького Женю, кем он хочет стать. От смущения ребенок улегся на ковер и некоторое время перекатывался с боку на бок. После чего шепотом ответствовал: "Романистом".

Добродетельный соблазнитель

Первой женой Евгения Шварца была миниатюрная красавица-армянка Гаянэ Халайджиева, актриса того самого ростовского театра, в котором играл и Шварц. Согласия он добивался почти год. И добился самым экстравагантным способом. Поздним ноябрьским вечером они шли по берегу Дона, и Шварц в который уже раз твердил Гаянэ, что готов ради нее решительно на все.

— Ну уж и на все? — зябко поежилась красавица, глядя на черную ледяную воду. — А вот если я скажу тебе прыгнуть в Дон — прыгнешь?

Ответом ей был гулкий всплеск. В пальто, шляпе и калошах Шварц сиганул через парапет и непременно бы утонул, не подними Халайджиева визг и не докричись до подмоги.

Понятно, что ей только и оставалось, что согласиться. Тем более что еще одно условие свадьбы было совсем уж пустяковым. Очень традиционная семья Гаянэ потребовала, чтобы будущий родственник непременно вошел в лоно армянской, грегорианской церкви. Шварц, к религии абсолютно равнодушный, пожал плечами и вошел. После чего в паспорте его довольно долгое время чин по чину значилось: "Шварц Евгений Львович, армянин". (Каков оксюморонище!)

На самом-то деле ничего экстравагантного для Шварца в том прыжке не было. Он просто говорил правду, сказав, что готов ради любви на все. Потом ему пришлось еще раз эту свою готовность доказывать, уже в Петрограде. И не прыжком в Неву, а куда более тяжелым шагом.

У них уже подрастала дочка Наташа, Шварц перестал уже разгружать уголь, потому что начал писать и печататься, а Гаянэ приняли в труппу БДТ, и вся их питерская жизнь налаживалась на глазах, из веселой и голодной становясь счастливой и сытой. И пора бы: Евгению Львовичу минуло 30, не мальчик. Ну надо же было Каверину на каком-то очередном литературном сборище познакомить Шварца со своим братом Александром и его женой Екатериной! Тяжелые золотые косы вокруг гордой головы, холодные глаза, почти небрежное "очень приятно". Ах вот так, да? Ничего, через пять минут захохочет как миленькая. Через пять минут она хохотала, через несколько месяцев всем стало не до смеха.

Знакомая вспоминает, как встретила в ту пору Шварца в трамвае. Он сидел, прижимая к груди огромную охапку полевых цветов, и смотрел в окно. Знакомая оказалась еще и соседкой, окликнула на нужной остановке: "Евгений Львович, нам ведь выходить!" Шварц было вскочил, рассыпая цветы, и тут в глазах его появилось выражение отчаянной, какой-то собачьей совершенно тоски. Он растерянно повертел головой и опустился на сиденье: "Да-да, спасибо. Но я… Мне сейчас дальше…"

Для Евгения Шварца не было ничего мучительнее, чем мысль о том, что он может заставить страдать кого-то из близких. Одна только мысль, допущение. Но у брата Каверина Александра не стало жены Екатерины. А у семьи Шварца не стало отца и мужа. Евгений Львович и Екатерина Ивановна остались вместе уже навсегда, на тридцать лет, до последних дней Шварца. Они любили друг друга и были счастливы, и нечего тут добавить.